Вадим Прокофьев - Наш Артем

— Ну, товарищи, все в сборе. Время позднее, а потому прошу докладывать кратко.

Артем пожал плечами. Собственно, о чем он должен докладывать? Видимо, его несколько недоуменная гримаса бросилась в глаза Красину, и тот сделал жест, который означал: сиди и слушай.

А послушать было что.

Оказалось, профессор Тихвинский не так давно прибыл из Киева, где еще летом 1905 года на опытной сельскохозяйственной ферме политехнического института организовал своеобразную школу химиков, учил их изготавливать кустарным путем динамит, пироксилин, гремучую ртуть. И главное, новое взрывчатое вещество, изобретенное им же, — панкластит.

— Могу заверить вас, товарищи, — вмешался в доклад Тихвинского Красин, — отличнейшая взрывчатка. И изготовлять ее просто, я лично опробовал бомбы, ею начиненные, результаты выше всяких похвал.

Михайлов, сидевший рядом с Артемом, прошептал:

— Лично опробовал! Чуть было сам на воздух не взлетел, взрывчатка-то действительно отменная, бомба рванула так, что осколки кору содрали с дерева, за которым сидел Никитич, а это саженей двадцать от места, куда ее швырнули…

— Леонид Борисович, — продолжал профессор, — но я должен вас уведомить, что наших «химиков» нужно призвать к порядку, иначе у них все сто шансов из ста через месяц-другой, много через полгода очутиться в лучшем мире. Это черт знает что такое — сливают реактивы на глазок, когда есть мензурки с делениями. С гремучей ртутью нужно обращаться осторожней, нежели с гремучей змеей, а они… — Тихвинский как-то безнадежно махнул рукой.

Артем почувствовал, как рядом на стуле заерзал Потапыч, видно, эти сетования профессора были адресованы ему.

Красин поднял руку, словно гимназист, знающий ответ на вопрос учителя, но вновь задребезжал звонок, и хозяин поспешил к входной двери.

В залу вошел невысокий, плотный, иссиня-черный грузин. Надо полагать, что бритва утром этого дня касалась его щек, но к вечеру они ощетинились колючим частоколом, и у гостя не было времени, а может быть, и условий, чтобы надлежащим образом подготовиться к визиту «по начальству».

— Знакомьтесь, товарищи, Семен. — Красин дружески обнял пришельца за плечи, провел рукой по небритым щекам. Семен покраснел, и от этого его щеки приобрели какой-то траурно красно-черный цвет.

— Прости, Никитич, все помню, все, но в Питере теперь нельзя появляться с бритвой, обыщут, найдут… и к ангельскому чину представят, а на цирюльника ты, «министр финансов», денег не отпускаешь. Брился утром в Бологом… И вот…

Семен растерянно развел руками, и Артем машинально провел ладонью по своему подбородку. М-да, не самый чистый, впрочем, какое это имеет значение? И как бы в ответ на его вопрос, Красин совершенно серьезно, ни разу не улыбнувшись, прочел лекцию о… «бороде».

— Прошу, товарищи, не смеяться, но ныне в царской криминалистике появились новые люди. Им бы в иное время наукой заниматься, но предпочли они деятельность детективов и внесли в дело слежки немало нового. И в частности, идентификацию «преступников» по… бородам. Да-да! Из-за своей бороды а-ля Карл Маркс попался замечательный наш товарищ, будем его по-прежнему именовать по бороде Карлом Марксом…

«Арцыбушев», — вспомнил фамилию «Маркса» Федор.

Красин продолжал:

— Борода привела в Таганскую тюрьму Баумана…

— Леонид Борисович, — перебил Красина Семен, — твоя борода теперь всему Баку известна, сбрей, пожалуйста!

Эта реплика Семена разрядила обстановку, смеялись все, и пуще всех Красин.

Между тем Семен отвел Леонида Борисовича в сторону и, нашептывая ему в ухо, так выразительно помогал разговору руками, что было нетрудно догадаться — что-то случилось. А вот что?

Красин уже не смеялся. Он вернулся к столу.

— Товарищи, давайте расходиться. По одному, так как я теперь не уверен, что чертеж моей бороды из Баку не передали в Питер. Федор Андреевич, Семен, я попрошу вас немного задержаться.

Когда выходная дверь закрылась за Тихвинским, Красин извинился, зашел в одну из комнат, примыкавших к зале, и быстро вернулся с рулоном ватмана.

— Федор Андреевич, прежде всего, сего бородатого грузина величают Трифоном Енукидзе. Он только что из Москвы и прибыл к нам за подмогой. Ему требуется… шахтер, — Красин сделал паузу, Артем недоуменно пожал плечами, он пока ничего не понимал. — Трифон, расскажи Федору Сергееву — это его подлинная фамилия, о нашем бетонном предприятии в Москве.

Красин, видимо, умышленно хотел, чтобы рассказывал Енукидзе, ему самому важно было из рассказа Трифона узнать детали и составить себе четкое представление о том, как же обстоят дела.

Енукидзе говорил по-русски с трудом, делал паузы, подыскивая слово:

— Панимаешь, ЦК сидит. Сидит в Таганке… Есть в Москве такая тюрьма, слыхал?

Что члены ЦК были арестованы на квартире писателя Андреева, когда собрались на очередное заседание, Артем, конечно, знал. Знал он и о том, что двое членов ЦК остались на свободе.

— Никитич вот не угодил, а теперь старается освободить. Ну что ты на меня уставился, кацо, конечно, через парадное их не выпустишь, мы выведем цекистов черным ходом. Но беда в том, что в Таганке его нет, вот и нужно сделать так, чтобы он был…

Красин прервал красноречие Енукидзе, поняв, что тот так и будет говорить недомолвками.

— Федор Андреевич, вкратце дело обстоит так: будучи в Москве, я посетил в тюрьме Носкова, узнал, что цекистов еженедельно водят в баню, которая стоит во дворе. В бытность свою узником этой тюрьмы я баньку приметил — она одной стеной прямо к тюремной ограде примыкает, а по эту сторону от тюрьмы до Москвы-реки ничейный пустырь. Мы его арендовали. Теперь, Семен, рассказывай, как там обстоят дела.

— Забор, Никитич, еще при тебе построили, сарай тоже. Бетонные трубы, как ты говорил, купили и привезли…

— Бетонные трубы? — Федор удивленно посмотрел на Красина.

— Мы создали «Анонимное общество по производству бетонных изделий». Семен, а как с песком, щебнем?

— Тоже привезли. Никитич, ты — директор-распорядитель, но в Москве бываешь редко, мне, как заведующему работами, нужна доверенность — деньги получать. Грожан и Кедров — приказчики хорошие, а копать не умеют. С ними и к будущему году не докопаемся. — Трифон Енукидзе оценивающим взглядом оглядел плотную, мускулистую фигуру Артема, его большие кисти рук, в которых угадывалась огромная сила… и даже губами причмокнул: — Во, кацо, ему бы лопату, через неделю мы бы в баньке мылись…

— Федор Андреевич, я и хочу попросить вас съездить в Москву, помочь товарищам с подкопом. Я тоже скоро буду в Москве, надо договориться с Носковым и Дубровинским о дне побега, да и кое-что подсчитать, а то подкоп и обвалиться может…