Вадим Прокофьев - Наш Артем

Один за другим валятся с ног товарищи. Приляжет на минутку отдохнуть и уже не может встать, не в силах даже отогнать гнус, несметными полчищами вьющийся над головами измученных людей.

Артем едва дождался полдника и, несмотря на свинцовую тяжесть в ногах, решил пойти на берег реки, там меньше гнуса, да и захотелось окунуть натруженные ступни и кровавые мозоли в студеную воду, вдохнуть полной грудью речную прохладу.

Едва он выбрался из леса, как наткнулся на табор — какой-то хозяин с семейством и работниками обкашивали небольшой прибрежный луг. На песчаном откосе горел костер и вкусно пахло кулешом.

— Эй, куды лезешь, не видишь, трава!

Артем не сразу сообразил, что окрик относился к нему. Огибать поляну, чтобы не злить этого держиморду, который боится, что прохожий помнет его покосы, не было ни сил, ни охоты. Но он понимал, что хозяйчик может натравить на него своих работников, а он так устал — лучше не связываться.

Обойдя поляну, Артем спустился к воде, наклонился, чтобы умыться, и вдруг отчетливо услышал, как заплетающийся женский голос произносит столь непотребную, отвратительную брань, что в пору и мужику уши закрыть. И той же бранью женщине отвечает тоненький детский голосок. Галлюцинация? Нет. Артем догадался — у поверхности воды голоса разносятся далеко-далеко, и ругаются у того самого костра, от которого так аппетитно пахло варевом. Поднявшись по откосу, он увидел, как от реки к костру идет девочка лет семи-восьми с двумя тяжеленными ведрами на коромысле, а за ней, не переставая извергать ругательства, едва ползет, покачиваясь, ободранная старуха с дымящейся трубкой в зубах. Хотелось бежать, чтобы не слышать этот детский голосок, произносящий неприличную брань.

Так прошло несколько недель. Артем высох, но не от недоедания. Просто нервы разошлись. Он уже не мог спокойно видеть жителей Воробьева, стал несдержанным с товарищами по ссылке. И сам понимал, что не прав, но ничего поделать с собой не мог.

Надо бежать. Это единственное лекарство от сумасшествия. Легко сказать — бежать! Сотни километров по непролазной буреломной тайге, через горы, нехожеными дорогами, вдоль каменистых речных берегов. И это без лошади, без лодки, без ружья наконец. А ведь в тайге хозяин медведь, он же малогостеприимен. Бежать! А куда? По дороге нельзя заходить даже и в те редкие селения, где можно было бы пополнить запасы продовольствия, обогреться. И даже если повезет, если он все же доберется до Братского острога, где есть товарищи, то ведь это только половина пути и, может быть, не самая трудная. Дальше двигаться можно только почтовым трактом. А на нем водятся звери похуже медведей. Исправники, жандармы. Артем знал за собой умение перевоплощаться, знал, что если ему удастся раздобыть чалдонскую одежду, то его не отличишь от местного жителя. Но это только до тех пор, пока он будет молчать. Разговаривать на местных диалектах он еще не научился, «городская речь» выдаст его с головой.

А документы? С его паспортом далеко не уйдешь. Разве что никто из начальства не поинтересуется. По паспорту он ссыльнопоселенец и не имеет права покидать пределы волости, в которой ему предписано проживать.

Все это понимал Артем, понимал умом. Но рассудку вопреки готовился к побегу. В этих местах лето недолго балует теплом, в сентябре, глядишь, уже и первые заморозки. А там завьюжит, заметет — ни пройти, ни проехать. От холодов по тайге треск стоит — деревья не выдерживают, лопаются, где уж человеку выдюжить на таком морозище. Нет, бежать нужно только сейчас.

И вот товарищи по ссылке с удивлением стали примечать, что Федор Сергеев каждое утро, только солнце подсветит верхушки гор, уходит в тайгу. Один, без ружья. Значит, не на охоту. Не берет с собой он и удочек. Грибы, что ли, собирает?

И только немногие знали, что Артем тренируется, учится ориентироваться в лесу, укрепляет ноги. Укрепляет? Просто набивает мозоли, которые со временем сделают его пятки бесчувственными к камням, корягам, пням.

Самое скверное, что ни у кого здесь не раздобудешь компаса. Днем, конечно, легко ориентироваться по солнцу, а ночью звезды укажут путь — Артем доволен, что в свое время усердно занимался астрономией. В его студенческие годы это было повальным увлечением. А вот что делать, когда небо покрыто сплошными тучами, такое же здесь случается часто, во всяком случае чаще, чем хотелось бы.

Припомнил примету, знакомую с детства, — мох на деревьях растет всегда с северной стороны. Но в этом краю и приметы иные. Кружил, кружил, из сил выбился, и четырежды выходил на одно и то же место, а вот найти обратный путь к селу не мог. Солнца не было, шел дождь. Оказалось, что в этой гибельной тайге мох на различных деревьях, пусть даже и одной породы, растет как на северной, так и на южной стороне.

Первый дальний поход за сорок верст стоил… сапог и куртки. Сапоги, которые казались столь добротными и удобными, когда в них ходишь по дому, разлетелись. Федор купил новые, на вид неуклюжие, но словно из кожи буйвола слажены.

Решил, что в этих-то он доберется до Нижнеилимска за двести верст.

Поход — последняя проверка, последняя тренировка.

В это августовское утро 1910 года солнце так и не показалось из-за гор. Над тайгой навис промозглый туман. Артем надеялся, что пройдет некоторое время и туман подымется, откроется солнце. Но в тайге, в горах все непривычно, туман, вместо того чтобы подняться, стал оседать мелким дождем. Когда же он весь пролился, то вместо солнца проглянули тучи.

Но Артем все же решил идти. Это было неразумно. Совсем недавно он писал в Харьков, что способен наделать глупостей, так как перестал владеть собой. В такие минуты… способен на все, чтобы только избавиться от гнетущего душевного состояния. Он еще мог тогда пошутить, что способен, но не на все, например, в эти минуты не может пить водки… Впрочем, в иные тоже.

Артем шел, стараясь прогнать мысль о том, что этот поход — глупость. Что он напрасно рискует, если и не жизнью, то здоровьем. И все же шел. Так минуло несколько часов. Возвращаться теперь не было смысла. Когда позади осталось верст этак сорок, пришлось снять сапоги. Еще — в начале пути остатки тумана смыл настоящий дождь, холодный, бивший жалящими каплями прямо в лицо. Сапоги вдруг предательски разбухли, стали походить на колоды. Сбросил, пошел босиком, по камням, вдоль берега Илима. Ночь застала его на том же берегу. Укрыться от дождя негде, до леса нужно пробираться болотом. Изнуренный, продрогший Артем нашел выемку в прибрежном скате, втиснулся в нее и затих. Сколько времени он там пролежал, одному богу известно, пришел в себя от того, что ему почудился далекий волчий вой. Прислушался, нет, это подвывает ветер. Он усилился после того, как кончился дождь. Но когда иссяк поток воды с неба, Артем не заметил. Лежать на мокрой земле, босиком, в мокрой одежде — наверняка заболеешь воспалением легких. И тогда не спасет никакое природное здоровье. Идти дальше, по звездам? Артем даже не представлял, как вообще можно сейчас подняться, сделать шаг…