Рохинтон Мистри - Хрупкое равновесие

— Не беспокойтесь. Постоим здесь, пока все не успокоится. Наверное, полиция ищет в толпе преступников.

Но полицейские хватали всех подряд. Стариков, молодых людей, женщин с детьми — всех тащили в грузовики. Мало кому удавалось ускользнуть, большинство из бывших на рынке людей загнали, как кур в курятник. Им ничего не оставалось делать, как ждать, чтобы кто-то разобрался в этом деле.

— Взгляните, — сказал Ашраф, — в этом углу стоит только один сержант. Если быстро побежать, можно проскочить.

— А как же ты?

— Меня не тронут. Встретимся позже в магазине.

— Мы не сделали ничего плохого, — сказал Ишвар, отказываясь оставить дядю одного. — Нечего нам убегать, как воришкам.

Они смотрели с крыльца, как полицейские продолжают отлавливать людей, мечущихся среди рассыпавшихся фруктов, зерна и разбитого стекла. Кто-то споткнулся, упал на осколки и поранил лицо. Полицейский потерял к упавшему интерес и вцепился в новую жертву.

— О, Рама Всемогущий! — воскликнул Ишвар. — У него течет кровь. А его бросили. Что творится?

— Не удивлюсь, если за всем этим стоит дьявол Дхарамси, — сказал Ашраф. — Это его мусоровозы.

Грузовики наполнились, число людей на площади изрядно сократилось. Полицейским стало труднее ловить оставшихся. Вскоре к портным подошли шестеро стражей порядка.

— Эй, вы трое! Быстрей в грузовик!

— Но почему, господин полицейский?

— Без разговоров! А ну, поторапливайтесь! — Один полицейский замахнулся палкой.

Ашраф закрыл лицо руками. Полицейский сдернул четки с его пальцев, и бусины покатились по земле.

— Ой! — крикнули хором двое остальных, поскользнувшись на скользких бусинах. Увидев падение товарищей, полицейский гневно хлестнул старика палкой.

Ашраф со стоном медленно осел на землю.

— Оставьте его, пожалуйста, это ошибка, — взмолился Ишвар. Они с Омом опустились на колени, бережно придерживая голову Ашрафа.

— Встать, — приказал полицейский. — С ним все в порядке — одно притворство. Я легонько его ударил.

— Но у него кровь из головы идет.

— Просто ссадина. А ну-ка двигайтесь! Залезайте в грузовик.

Портные не обратили внимание на приказ полицейского, всецело занятые Ашрафом. Тогда полицейский с силой пнул каждого в живот. Мужчины застонали и ухватились за ребра. Полицейский снова занес ногу, и тогда портные встали. Он толкал их к грузовику.

— А как же дядя Ашраф? — воскликнул Ишвар. — Вы что, оставите его лежать на тротуаре?

— Не повышай на меня голос. Я тебе не слуга. А то сейчас схлопочешь по морде!

— Простите, господин полицейский, пожалуйста, простите! Но дяде плохо, я хочу помочь ему.

Полицейский повернулся и посмотрел на несчастного старика. Кровь стекала по редким седым волосам и медленно капала на край тротуара. Но у полицейских была инструкция — потерявших сознание с собой не брать.

— О нем позаботятся другие — это не ваша забота, — сказал он и впихнул портных в грузовик.

К брошенной Омом вате подошла собака и принюхалась. Липкая паутина приклеилась к собачьей морде. Животное стало испуганно сдирать розовое вещество лапой, что очень рассмешило ребенка в грузовике, сидящего на коленях у матери. Грузовики были полностью заполнены, и полицейские прекратили облаву. Оставшиеся на площади люди неожиданно обрели свободу.

Стерилизационный лагерь находился недалеко от города. С десяток палаток были разбиты на краю поля, кое-где там торчала солома — следы недавно собранного урожая. Приезд мусоровозов приветствовался такими же транспарантами, шарами и песнями, какие были и на базаре. Когда грузовики остановились на открытом поле между палатками и полевым госпиталем с дизель-генератором испуганный вой людей внутри заметно усилился.

Две палатки были больше и крепче остальных, к ним от генератора тянулись электрические кабели. Рядом с натянутым брезентом стояли красные газовые баллоны. Внутри палаток стояли офисные столы, покрытые синтетическими простынями, они предназначались для операций.

Главный военный врач лагеря поморщился от вони, идущей от мусоровозов. В них въелся едкий запах от обычного груза.

— Подождите минут десять, пока мы допьем чай, — сказал он полицейским. — А потом приводите каждый раз четверых — двух мужчин и двух женщин. — Он понимал, что с этим количеством оперирующие доктора справятся, а если брать больше, может начаться паника.

— А нам никто чаю не предлагает, — пожаловался полицейский коллегам. — И эта дурацкая музыка совсем задолбала. Гоняют одну песню снова и снова.

Через полчаса полицейские получили «добро» на начало действий. Из ближайшего грузовика вытащили четверых и поволокли их, вопящих, к двум главным палаткам и — дальше, к операционным столам.

— Не сопротивляйтесь, — сказал врач. — Если нож в моей руке дрогнет, — вам будет хуже. — Испуганные люди молча повиновались.

Полицейские внимательно следили за тем, что происходит в палатках, стремясь не срывать график поступлений новеньких на операцию. Но некоторые полицейские не умели читать и создавали путаницу, направляя, например, женщин на вазэктомию. Это было объяснимо: обе палатки были одинаковые, медицинский персонал в белых халатах — тоже, а названия были написаны от руки.

— Мужчины — налево, женщины — направо, — постоянно напоминали врачи. Их раздражение росло, они подозревали, что путаница создается нарочно — может, это своеобразный полицейский юмор. Наконец ассистент подправил объявления. Черным маркером он нарисовал на них фигурки — вроде тех, что изображены на общественных туалетах. На голове мужчины тюрбан, женщины в сари и с длинной косой. Теперь спутать палатки было трудно, и полицейские могли работать четко.

В процессе стерилизации одна женщина пыталась урезонить врача: «Я старуха. Лоно мое пусто, в нем нет больше яиц. Зачем тратить на меня время?»

Врач подошел к представителю власти, подсчитывающему число проведенных операций.

— Эта женщина уже не детородного возраста, — сказал он. — Ее можно вычеркнуть.

— У вас есть медицинское заключение?

— Конечно, нет, — ответил врач. — Здесь нет необходимого оборудования, чтобы это засвидетельствовать.

— Тогда оперируйте! Эти люди иногда врут про возраст. И внешность у них обманчивая. Жизнь их такая, что в тридцать они выглядят на шестьдесят — усыхают на солнце.

Через два часа после начала работы к полицейским прибежала медсестра:

— Пожалуйста, не посылайте пока к нам женщин. В нашей палатке возникла техническая проблема.

Пожилой человек, воспользовавшись ситуацией, обратился к медсестре:

— Прошу вас, — с плачем просил он, — прооперируйте меня, у меня уже трое детей. Но не трогайте сына, ему всего шестнадцать. Он еще не женат. Пожалейте его!