Агния Кузнецова - Много на земле дорог

Сумрак редел. В зеленых лесах проступили неуютные пади со снегом в ложбинках. Хмурое, неспокойное небо низко нависло над горами.

Теперь Костя думал о Елизавете Петровне, и так же неспокойны и хмуры были его мысли.

«За что я люблю ее? — мысленно спросил себя Костя и ответил: — А за что человек любит солнце? От солнца свет, тепло, жизнь, радость, красота. И она как появится — все вокруг оживает, становится светлым и радостным».

Костя так ярко представил себе Елизавету Петровну, словно стояла она рядом в своем сером распахнутом пальто — руки в карманах, голова с золотистой короной из кос приподнята. Щеки ее заливает изменчивый румянец, глаза светятся далекими, недосягаемыми звездами… Вот она дотронулась рукой до волос Кости. Он замер, ощущая нежность и тепло ее руки.

…И еще на рассвете этого дня Костя подумал о том, что, наверно, не каждому человеку дано любить. О любви он не раз разговаривал с товарищами. И все они признавали только взаимную любовь. «Ну, а если она не любит?» — с удивлением спрашивал Костя. «Тогда лучше разойтись в разные стороны и забыть». «Какая же это любовь, если ее так легко избежать?» — недоуменно спрашивал себя Костя. Нет, он не мог избежать своей неудавшейся любви. Не мог и не хотел.

…Рассвело. Костя разбудил ребят. Они долго потягивались, зевали, но затем резво вскочили, напились горячего чая и двинулись на поиски избушки.

Бродили до полудня, прочесывая тайгу, но никаких следов партизанской избушки не обнаружили.

Костя шел все время сзади пионерской цепи. Он и не надеялся на успех. Еще в разведке весной стало ясно, что избушка не сохранилась. Затерялся и взгорок, где она стояла. Годы покрыли его травой, кустарником, деревьями. Но Косте важно было пробудить в пионерах интерес к истории родного края, увлечь их поисками.

— Не пищать! — сказал Костя разочарованным ребятам. — Большим делам всегда сопутствуют неудачи, разочарования, падения и взлеты! Не найдем избушки — примемся за поиски могилы Володи Заречного.

Ребята приободрились, заговорили о том, что вот найдут они Володину могилу и назовут школьную пионерскую организацию его именем.

— Отряд имени Володи Заречного! Правда, ребята, звучит здорово! — увлеченно сказал Костя.

На другой день пионеры вернулись. Костя поспешил к Илье Ильичу доложить о результатах двухдневного похода.

— Жаль, жаль, что не нашли избушку, — сказал Илья Ильич. — Может быть, ориентиры неверные?

Костя опустил глаза и пожал плечами. В эти минуты впервые у него мелькнула мысль: «Нехорошо поступил я, скрывая от всех, что избушки давно уже нет!» И решил покаяться Илье Ильичу.

Тот выслушал его внимательно, подумал и с усмешкой спросил:

— А может, и Володя Заречный не в наших лесах погиб?

— Что вы, Илья Ильич, это подтверждают очевидцы!

— А ты лишнюю романтику не выдумывай. У нас ее невыдуманной достаточно, — сказал Илья Ильич и как-то по-особенному пристально посмотрел на Костю. На лбу у директора образовалась строгая морщинка, но карие живые глаза оставались добрыми и располагающими. — Звонили из города, — помолчав, сказал Илья Ильич. — Статья на днях появится.

Костя снова опустил глаза и подавил вздох. Опять подступили сомнения: не рассказать ли обо всем, пока не поздно, Илье Ильичу? Не покаяться ли и в этом? Ведь пропажа не обнаружилась до сих пор. Следовательно, это была не шутка, а кража.

— Почему ты не сказал корреспонденту, что буфет и вешалка — твоя инициатива? — продолжал Илья Ильич.

— По-моему, это неважно. Важно, что этот факт произошел и его подхватят другие школы.

Илья Ильич усмехнулся.

— Хитришь, — сказал он. — Разве не приятно прочитать в центральной газете похвальные слова о себе?

— Безразличен я к этому, — твердо ответил Костя.

— В девятнадцать-то лет? Не поверю.

— А я говорю правду, Илья Ильич. Меня это не трогает.

— Ну, если не хитришь, — молодец! На удочку дешевенького успеха попадаться не стоит. Постарайся сохранить это качество. Жить легче будет. Как Александра Ивановна, не лучше ей?

— Боюсь за нее, Илья Ильич.

…В самом деле, возвратившись из похода, Костя заметил, как сдала за эти дни Александра Ивановна.

— Баба Саша, что у тебя болит?

— Ничего вроде. Слабость только.

— А поесть чего-нибудь хочешь?

— Ничего не хочу.

Она закрыла глаза. Костя впервые заметил желтизну ее лица и рук, черные тени в провалившихся глазницах.

Он вышел в кухню, тихонько, на носочках. В эту минуту он почувствовал, как дорога ему Александра Ивановна — единственный кровно родной человек на всем белом свете.

Костя тоже не захотел ужинать. Он взял книгу, сел к окну. Ему показалось, что приближается грозовая туча. Она закрыла солнце, и все вокруг потемнело. Свинцовая косматая туча грозно обнимала мир со всех сторон, вот-вот разразится громом и молнией. И Костино сердце сжала щемящая тоска.

«Должно быть, это и называется предчувствием», — подумал он.

На цыпочках он подошел к двери, взглянул на Александру Ивановну. На белой подушке желтел ее профиль. Глаза были закрыты.

— Спит… — прошептал Костя и снова склонился над раскрытой книгой.

Он читал, перелистывая страницы, но думал о другом. Вспоминал свою жизнь. Вся она была связана с Александрой Ивановной.

Каждое лето Лазовниковы приезжали из города в Веселую Горку, в уютный, небольшой бабушкин домик. Машина останавливалась у ворот. Костя наспех целовал бабушку, заглядывал в кухню, в горницу, как по старинке называла Александра Ивановна просторную комнату с бревенчатыми, окрашенными желтой краской стенами. Мчался во двор, под навес, где стоял дедушкин верстак, лез на сеновал, кувыркался в прошлогоднем сене, целовал в черный мокрый нос мохнатого рыжего Степку с черными пятнами над бровями, отчего казалось, что пес все время удивляется. Затем шел на реку.

Мать осталась в памяти Кости статной черноокой красавицей Оксаной из «Ночи перед рождеством». Никто не удивился бы, если бы она пожелала черевички с государыниной ноги. Она нигде не работала, со страстью наряжалась, и в тридцать два года, когда Косте было двенадцать лет, а отцу сорок восемь, бросила мужа и сына и уехала с каким-то инженером в другой город.

Тогда-то Костя и переехал жить в Веселую Горку. Отец оставался в городе. Вскоре и он женился — на двадцатилетней девушке.

Костя очень хорошо помнил тот день, когда отец приехал за ним. Высокий, широкоплечий, с карими блестящими глазами и совершенно седыми волнистыми волосами, он показался сыну совсем чужим. Костя ухватился за бабушкину руку и не захотел поцеловать отца.

Мальчика отправили спать в кухню. Но он босой стоял на холодном полу, приложив ухо к двери, и слышал разговор бабушки с отцом.