Геннадий Николаев - Квартира [рассказы и повесть]
- Название:Квартира [рассказы и повесть]
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Советский писатель
- Год:1980
- Город:Ленинград
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Геннадий Николаев - Квартира [рассказы и повесть] краткое содержание
Квартира [рассказы и повесть] - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Направляясь к раздаче, он чуть не столкнулся с Ири-ной Перекатовой: идёт, кнопка, прямо на него, под нога не смотрит, в глазищах печаль сырого бора. Остановилась перед ним, поднос клонится, вот-вот покатится всё, что набрано, а набрано всего ничего: блюдце манной каши да стакан компоту. Резанула его почему-то эта каша. Надюха, бывало, как наберёт — на подносе не умещается: первое, два вторых, два третьих да пирожков ещё каких-нибудь, пирожных парочку. А эта — пигалица. Он подхватил поднос за край, поставил на свободный столик. Она стоит, бедолага, глаз с него не сводит, того и гляди, слёзы брызнут.
— Ты чего? Садись ешь, — сказал он, мягко, бережно прикоснувшись к её плечу.
Она покорно села, подпёрла лоб дрожащей рукой, уставилась в кашу, словно задремала. С небрежностью, которая самому ему показалась отвратительной, он взлохматил ей причёску, вздыбил от затылка её густые волнистые волосы, спросил смущённо:
— Ну, чего нос повесила? Тяжёлый день?
Она кивнула с улыбочкой, не поднимая глаз. И вдруг губы её дрогнули, приоткрылись — то ли сказать что собралась, то ли расплакаться, но от раздачи подошли с подносами, гомоня и перекрикиваясь, отделочницы во главе с тётей Зиной. Сергей поздоровался с ними, вяло огрызнулся на подкусывание звеньевой, не преминувшей поддеть его за то, что, дескать, сбежал от застолья и обидел девочку. "Нет уж, бабоньки, лучше с вами не связываться", — решил Сергей и, ткнув Ирину в плечо со словами: "Ешь давай", поспешил отойти от греха подальше.
Настроение было неважное, всё в нём, казалось, напряглось, туго натянулось от этой встречи, но аппетит, как всегда, был волчий, и Сергей, хоть и был задумчив и угрюм, рубанул не меньше, чем обычно.
После обеда, как и велел Ботвин, Сергей поднялся на третий этаж класть плиты перекрытия. На дощатом настиле на корточках, привалившись к стене, сидели Кузичев, Коханов и Мартынюк. Плит не было, а посему перекур.
— Слушай-ка, тебя дожидаюсь, — сказал Коханов Сергею. — Я тут мужикам уже рассказывал. Вчера один кирюха отдал мне за бутылку старые книжки — так, пустяковины. Но среди страниц попались три листка. Второй день голову ломаю, не могу отгадать, откуда текст. Ты сейчас вроде у профессора истории вкалываешь?
Сергей кивнул, впрочем, без особой охоты. Он уже догадался, куда клонит Коханов, и связываться с ним ему не очень-то хотелось.
— Давай-ка сбегаем вечерком, — сказал Коханов тоном скорее указания, чем просьбы. — Проверим, что за профессор.
— Не могу вечером — занят.
Вечно насмешливые нотки в голосе, нотки превосходства и пренебрежения, чуть презрительный взгляд — всё это и раньше не нравилось ему, он испытывал странное, злое удовлетворение.
Коханов, ни слова не говоря, нарочито медлительными движениями вынул из бокового кармана листки, развернул, расправил и начал читать:
— "Понеже не то царственное богатство, еже в царской казне лежащия казны много, нежели то царственное богатство, еже сигклит царского величества в златотканых одеждах ходит, но то, самое царственное богатство, еже бы весь народ по мерностям своим богат был самыми домовыми внутренными своими богатствы, а не внешними одеждами или позументным украшением, ибо украшением одежд не мы богатимся, но те государства богатятся, из коих те украшения привозят к нам, а нас во имении теми украшениями истосчевают. Паче же вещественнаго богатства надлежит всем нам обще пещися о невещественном богатстве, то есть о истинной правде. Правде отец бог, и правда велми богатство и славу умножает и от смерти избавляет, а неправде отец диавол и неправда не токмо вновь богатит, но и древнее богатство отончевает и в нищету приводит и смерть наводит… — Местами было неразборчиво, и Коханов пропускал эти места. —.. То бо есть самое царству украшение и прославление и честное богатство, аще правда яко в великих лицах, тако и в мизирных, она насадится и твёрдо вкоренится и вси яко богатии, тако и убозин, между собою любовно имут жить, то всяких чинов люди по своему бытию в богатстве доволни будут, понеже правда никого обидить не попускает, а любовь принудит друг друга в нуждах помогати. И тако вси обогатятся, а царския сокровища со излишеством наполнятся и, аще и побор какой прибавочной случится, то, не морщася, платить будут…"
Бумаги были старые, чернила выцветшие, бледнокоричневые, чуть скрасна, ровный каллиграфический почерк с завитушками. Пока Коханов расправлял второй лист, Мартынюк сказал, сплюнув на сторону:
— В музей сдать. Авось пятёрку дадут.
— Дура! Пятёрки на уме! — закричал вдруг вспыливший Кузичев. — Ты понял, о чём толкуется? Понял?
— Да понял, чего не понять. По-русски написано.
— А понял, так не галди. Читай! — повелел Кузичев Коханову.
— "Да, я желал, чтоб и другие разделяли мою уверенность, — если хотите, детскую, утопистскую, никогда не злую, всегда добрую, — что придёт пора, когда для счастливого человечества… — Коханов помычал, силясь разобрать слова, и, пропустив, пошёл читать дальше: — Всё в обществе и природе перейдёт в стройную гармонию: труда тяжкого, удручительного не будет, всякий акт жизни человеческой будет актом наслаждения, и что эпоха всеобщего блаженства настанет!.. Вот моё признание, которого вы не спрашивали… Если пламенное желание добра, не знавшее пределов, кроме общего блага всех и каждого, если страстное влечение всё знать, всё взвесить своим умом есть преступление, то… Но знайте, — развеется ли прах мой на четыре конца света, вылетит ли из груди моей слабый вздох среди тишины подземного заточения, его услышит тот, кому услышать следует, — упадёт капля крови моей на землю… вырастет зорюшка… мальчик сделает дудочку… дудочка заиграет, придёт девушка… и повторится та же история, только в другом виде. Закон судьбы или необходимости вечен… Но тогда, вероятно, ни вас, ни меня не будет…"
На третьем, самом потёртом листке было написано:
— "Я есмь Истина. Всевышний, подвигнутый на Жалость стенанием тебе подвластного народа, ниспослал меня с небесных кругов, да отжену темноту, проницанию взора твоего препятствующую. Я сие исполнила. Все вещи представятся днесь в естественном их виде взорам твоим. Ты проникнешь во внутренность сердец. Не утаится более от тебя змия, крыющаяся в излучинах душевных. Ты познаешь верных своих подданных, которые вдали от тебя не тебя любят, но любят отечество; которые готовы всегда на твоё поражение, если оно отмстит порабощение человека…"
— Вот так, мужики, — значительно, как бы подводя итог своим собственным мыслям, произнёс Коханов.
— М-да, — произнёс Кузичев. — Сказано — не вырубить топором. — Он перевёл взгляд на Сергея. — Своди Коханова, интересно узнать, кто писал. Профессор-то наверняка должен знать.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: