Язмурад Мамедиев - Родная земля

Когда прибежал запыхавшийся Мердан, голова Каракоча лежала в стороне и смотрела в небо затуманенным мертвым взором. Только сгустки темной стынувшей крови на песке соединяли ее с телом.

— Что ты наделал? — сжав кулаки, крикнул Мердан. — Убийца!

Батыр уже спешился, держал коня под уздцы. В глазах брата Мердан увидел страшное отрешенное выражение, какого никогда ни у кого не встречал, — оно сходило, как пелена, и так медленно, словно Батыр просыпался.

— Ладно, — хрипло сказал Батыр. — Дело сделано.

И отвернулся.

— Ты ранил его, — тихо проговорил Мердан, — он отплатил за обиду кровью, зачем же было рубить?

— Не жалей собаку, — ответил Батыр, обретая прежнее состояние злобного ожесточения.

— Он был человеком, а человек меняется, — сказал Мердан. — И потом — что скажут люди?

Батыр бросил на него недовольный взгляд.

— Кривое дерево никогда не станет прямым. Давай лучше сбросим его в какую-нибудь яму и зароем, чтобы не вонял.

— А с этими что? — спросил Мердан, кивнув на женщину с ребенком.

Батыр тоже посмотрел в ту сторону. Женщина сидела на земле, прижимая к груди голову мальчика, не давая ему смотреть на то, что произошло. Худая, патлатая, она гладила морщинистой ладонью вздрагивающую щеку сына и смотрела на Батыра без страха, спокойно и безразлично. Яшмак [15] Яшмак — конец платка, которым туркменские женщины прикрывают рот в знак покорности и молчания. упал с ее лица, она не замечала этого.

— Возьмешь с собой в поселок, — сказал Батыр. — И конь вон есть.

— Мы же вместе вернемся, — сразу же насторожился Мердан.

Батыр покачал головой.

— Поедешь один. Придет время — вернусь. А сейчас — нет. И Гозель скажи…

Мердан тронул его руку, заглянул в глаза, спросил взволнованно:

— Как же так, Батыр? Ведь слово дал.

Батыр отстранился, усмешка скользнула по лицу.

— Жизнь человека ничего не стоит, а слово…

Он вставил ногу в стремя, взялся за седло. И услышал, как за спиной лязгнул затвор. Секунду стоял он так — готовый вскочить на коня, — потом медленно, очень медленно выпростал ногу и обернулся.

Мердан отступил, поднял винтовку.

— Ты поедешь в поселок, — голос его зазвенел от волнения. — Я не позволю тебе рыскать по степи голодным волком. Хватит.

Усмешка все еще блуждала по лицу Батыра, а глаза уже наливались яростью.

— Убери оружие, сопляк, — сказал он глухо. — В кого целишься?

— Ты поедешь со мной в поселок, — с отчаянной решимостью повторил Мердан. — Иначе я убью тебя.

Они стояли друг против друга, и никто не мог помешать Мердану выполнить угрозу.

Женщина все так же равнодушно смотрела на них, раскачиваясь и прижимая к груди голову мальчика.

Батыр разглядывал брата со странным спокойствием. Как изменился он за последние дни. Лицо потемнело, обветрилось, что-то новое, какая-то несвойственная ему жестокость появилась во взгляде, во всей его ладной фигуре. Раньше, когда играли они с деревянными саблями, Батыр всегда выходил победителем, и Мердан не огорчался, как-никак Батыр — старший брат. Давно это было. Теперь они не дети. И в руках у Мердана не палка… Интересно, выстрелит он или не решится?.. Вон, как, трясутся губы. И слезы на глазах. Пересиливает себя, ломает свой, страх. Пожалуй, выстрелит…

Приближающий топот коней прервал его мысли. Он оглянулся, поверх своего коня увидел всадников и сразу догадался — красноармейцы. Вздохнул. Что ж, может, это и к лучшему. Все решилось само собой..

Конники подскакали, а передний, видимо, главный, еще издали крикнул:

— Бросай оружие!

Мердан узнал в нем командира отряда Юрина, бросил винтовку и шагнул навстречу, улыбаясь.

— Здравствуй Юрин!

Но командир или не вспомнил Мердана, или не захотел вести разговор накоротке.

— В чем дело? Кто такие? — сурово спросил он, круто осаживая коня.

Батыр смотрел волком и молчал.

Мердан, запинаясь от волнения, стал рассказывать…

Выслушав, Юрин, с интересом посмотрел на Батыра, спросил:

— Ты что ж, этаким способом классовую борьбу ведешь?

Батыр отвернулся, не поняв его как следует.

— Что, в молчанку будем играть? — миролюбиво спросил Юрин. — Или скажешь что?

Батыра взорвало.

— Я убивал и буду убивать баев! — крикнул он, сверкая глубоко запавшими глазами. — Они как волки, хуже волков, их надо — хык! — и он полоснул себя ребром ладони по шее, показывая, как резать баев. — За это народ спасибо скажет!

Юрин усмехнулся, провел рыжими от табака пальцами по усам.

— Не скажет, — негромко возразил он. — Будь уверен — не скажет.

— Бедные скажут! — снова крикнул Батыр.

— А ты знаешь, что такое Советская власть? — спросил вдруг Юрин. — Вот вернемся, объясню, что к чему. А сейчас времени нет. — Обернувшись, он распорядился: — Ахмедов, Оразов, Гальченко, возьмите оружие, всех сопроводите в поселок. Да заройте этого… Остальные — за мной!

Отряд скрылся за облаком пыли в той стороне, куда ушел караван.

Когда забрасывали могилу Каракоча, издалека донеслась стрельба, — несколько винтовочных выстрелов, и все смолкло. Значит, беглецы решили сдаться.

— Ладно, поехали, — вздохнув, хмуро сказал Батыр. — Да мальчишку с матерью на моего коня посади, Мерлан. Натерпелись они тут страху…

В его голосе Мердану послышалось раскаяние, и он весь встрепенулся, радуясь тому, что оттаивает ожесточенное сердце брата.

И лотом, пока ехали по степи в сопровождении красноармейцев, он все заглядывал, будто бы ненароком, в лицо Батыра, — оно теряло жестокое, мстительное выражение, обретало прежние, уже полузабытые черты. Мердан видел теперь сильно уставшего человека, которому хочется только одного — прилечь где-нибудь и отдохнуть, забившись от всех забот.

У Батыра было достаточно времени подумать обо всем. И люди, под начало которых он попал, старательно делали все, чтобы он понял, что происходит вокруг, и какая она должна быть, новая жизнь, которую устраивали на земле большевики для таких вот парней, как Батыр или Мердан…

И еще научился Батыр грамоте, стал по складам читать.

Его не узнать было, когда вернулся он в поселок. Был хмур, молчалив. Стал работать в только что созданном колхозе, который назывался как бы в назидание ему за прошлое — «Сынпы гореш» [16] Сынпы гореш — классовая борьба. .

Грамотных людей было мало, и Батыра решили избрать председателем колхоза. А когда произошла та история с переписью скота, ом занял освободившееся место председателя сельсовета. Батыр старался, недосыпал, хотел сделать все как можно лучше. Он постоянно сдерживал себя, когда имел дело с баями, но подчас срывался, и если бы не Юрин, мог бы наломать дров.

О прошлом он не любил вспоминать, и, может быть, поэтому избегал встреч с Мерданом. А, может, не мог простить ему того дня, когда младший брат осмелился поднять оружие на старшего.