Язмурад Мамедиев - Родная земля

Бахрам наклонил голову в знак того, что понял важность вопроса и готов ответить.

— Перейти границу нелегко, это верно, — сказал он. — Но кто может остановить людей, идущих к своему счастью? Нет такой силы! Надо только собрать побольше людей — пусть идут семьями, с детьми, с немощными старухами. Тогда мужчинам будет кого защищать. А советские пограничники не осмелятся стрелять в безоружных.

— Что верно, то верно, — сказал Ходжакули-бай, — красноармейцы не будут стрелять в беззащитных.

Все повернулись к нему, ожидая, что он расскажет.

— Помню, когда отряд Вельмурада-ата напоролся на красноармейцев, и, спасаясь, прискакал к нам в Чашгын, тогда точно так произошло. У большевиков были пулеметы, гранаты, но они не стали стрелять. Один из них подъехал совсем близко и крикнул: — «Эй, вы! Все разно вам не уйти! Или сдавайтесь, или выходите из аула — будем драться в степи, а не то пострадают дети, женщины!» Кто-то из спрятавшихся в крайних кибитках выстрелил, тот человек сполз с седла, но нога осталась в стремени, и лошадь уволокла его к своим. Но даже после этого они не открыли огонь, не смешали аул с землей, — по одному переловили людей Вельмурада и увезли с собой.

Бахраму не понравился этот рассказ, он сказал хмуро:

— Они давно заигрывают с бедняками, хотят переманить их на свою сторону. Но на самом деле это жестокие люди. Вот тверже укрепится здесь их власть — тогда узнаете. Посмотрели бы вы, что они сделали в Гремучем ущелье.

Никто не решился спросить, что это за Гремучее ущелье и как поступили там большевики, — тон Бахрама был достаточно выразительным. Один Абдул-ишан понял хитрый ход гостя и одобрительно потряс бородой — он уважал находчивых людей.

Ходжакули-бай тут же согласился:

— Я об этом и говорю — перед голодранцами они в благородных играют, а у кого своя голова на плечах, — тому эту голову долой. А кому жизнь не дорога?

Беседа вошла в прежнее русло.

— У себя в степи, — сказал Атанияз, — каждую тропку знаем. А выйдем из этих мест — тогда как? Надо верных людей, которые провели бы нас.

— Об этом не беспокойтесь, — быстро ответил Бахрам. — Такие люди есть. Вот хотя бы Карабай. Да и я буду с вами. Сейчас главное — хорошо подготовиться к перегону скота. Время для этого самое подходящее — весна. Кто подумает плохое, если вы начнете перегонять отары на новые пастбища? Овцы не могут быть долго на одном месте — вы погоните их дальше. К концу лета до границы должен остаться один переход. Там мы поможем вам, в чем нужно. До наступления осени все должны быть по ту сторону. С божьей помощью мы сделаем это!

— Значит, к осени весь скот будет в одном месте? — громко спросил вдруг одноглазый Нукер-бай.

Это были его первые слова с самого вечера, когда собрались они здесь, и все замолчали в тревожном ожидании.

— Конечно, — как можно спокойнее ответил Бахрам, хотя знал, что это самое больное место во всем грандиозном плане. — Надо, чтобы собрались все — тогда и пересечь границу. Отдельными группами переходить нельзя.

Единственный глаз Нукера сощурился. Голос звучал уверенно, гулко и сильно.

— Так мы погубим всех овец. Они вытопчут и съедят всю траву — и не дойдут; начнется падеж, его не остановишь. С пустыми руками явимся — кому будем нужны?

Баи поняли его опасения и насторожились — слишком хорошо знали они этого отчаянного, на все готового человека. Если заупрямится — никакие уговоры не заставят его отступиться. Пастбища и колодцы Нукера были у самой границы. И хотя не трудом, а лихими набегами создавал Нукер свои богатства, дорожил он ими не меньше любого из сидящих. Он и баем стал называться совсем недавно, когда остепенился малость, поустав от бешеных скачек по ночной степи.

— Нет, так не пойдет, — качнул он косматой головой.

Бахрам нахмурился. Казалось, совсем было улажено дело, а из-за одного упрямца все рушится.

— Так что же вы предлагаете, ага? — спросил Бахрам, сдерживая себя.

— А то, — спокойно ответил Нукер. — Пусть каждый сам переходит границу, где найдет нужным. Я свои пастбища губить не дам. У меня своих овец хватает, я их на погибель не брошу.

— Надо помогать друг другу, Нукер-бай, — вмешался в разговор Атанияз-бай. — Иначе все мы погибнем.

— Я не погибну, — огрызнулся Нукер, сверкнув глазом. — Когда в прошлом году зимой на моих землях выпало много снега и скот чуть не погиб, — никто не пришел мне на помощь. Сам выкарабкался еле-еле. Так что не говори мне этих слов, Атанияз-бай. На моих пастбищах будут пастись мои овцы, и баста.

Атанияз только скрипнул зубами от злости.

Надо было снова с великим терпением возводить рухнувшее здание. Первый кирпич в его основание положил Бахрам.

— Зачем спорить, — смиренно сказал он. — В нашем деле это только помеха. Ведь речь идет о том, чтобы спасти ваше богатство и каждого из вас.

Ему известна была давняя вражда баев, их извечные споры о знатности и богатстве. Это были те струны, на которых следовало играть, — только очень осторожно, неверная нота, фальшивый звук могли все погубить. Сейчас Нукер шел против Атанияза. Их надо было помирить, хоть на время. Пока они должны быть вместе, а там пусть перегрызут друг другу глотки.

— Все вы по достоинству считаете Атанияз-бая самым уважаемым яшули [13] Яшули — почтительное обращение к старику. . Он умудрен опытом и знает, как вести хозяйство. Его совет — на вес золота. Иная слава у Нукера. Далеко за Мургабом и Тедженом знают его как искусного полководца и храброго джигита. Так если Атанияз — душа нашего дела, то Нукер — наш сердар [14] Сердар — военачальник. .

Баи одобрительно закивали. Они тоже понимали, что сыпать соль на старые раны сейчас не время.

Бахрам взял чайник, слил в пиалу густозеленые остатки, отхлебнул горькую жижу, не поморщившись.

— А сердар всегда должен быть впереди, — закончил он свою мысль. — И овцы его уйдут со своих пастбищ первыми — зачем же спорить о том, что останется другим? Травы всем хватает.

Нукер погладил бороду, усмехнулся:

— Ну, если так…

Теперь надо было увести разговор чуть-чуть в сторону. Бахрам повернулся к Карабаю:

— Тебе хорошо знакомы все пограничные тропки. Скажи, можно быстро прогнать на ту сторону большие стада?

Карабай махнул рукой.

— Чего говорить зря — надо будет, хоть весь туркменский скот за одни сутки перегоним. Не беспокойтесь об этом, агалар! О другом думайте — как до решительного момента сохранить замысел в тайне. Чтобы коммунисты, все эти активисты не пронюхали. Глаза у них — как у беркута, уши — как у летучей мыши. Змея в своей норе завтракает — они уже знают чем. Надо убрать с дороги нескольких самых ретивых, тогда спокойнее будет, — и эн, осклабившись, похлопал по рукоятке ножа на своем поясе. — Верное дело.