Язмурад Мамедиев - Родная земля

И войдя в контору, заговорив с Нурли о том, что больше всего волновало его в эти дни, Юрин все бросал на Наташу короткие взгляды, как бы приглашая ее сразу же, с первых минут, начать жить новыми заботами — общими для всех здешних.

— Слухи, наверное, уже дошли сюда — от этого не убережешься, — о том, что в городе на собрании речь шла о переучете байского скота.

Нурли молча кивнул.

Юрин секунду смотрел на его юное, но очень решительное в этот момент лицо, потом перевел взгляд на доктора.

— Я рассказывал тебе по дороге, что баи во время последней переписи сумели скрыть много скота. — И снова обратился к Нурли. — И наверняка уже все знают, что допустившие это безобразие строго наказаны.

Нурли опять кивнул — от волнения у него пересохло в горле, и он не решался вымолвить слово, боясь, что сорвется голос, только кашлянул негромко, когда Юрин заговорил вновь.

— Наказаны правильно. Это преступление, а преступников наказывают. Бывший председатель вашего сельсовета выдал баям фиктивные, ну, подложные, значит, справки, — обманул государство. Ты правильно сделал, Нурли, что сигнализировал, молодец. Я говорил о тебе в городе.

Краска смущения залила лицо юноши, он опустил глаза, стал теребить сухими крепкими пальцами край платка, которым был туго подпоясан.

Юрин сжал губы, гася улыбку. Теперь он говорил, обращаясь к одной Наташе.

— Эх, сколько дел, сколько дел вокруг! Вот ты, Наташа, начнешь работать — увидишь, сколько тут трахомных. А это ведь — социальная штука, не просто микробы занесло. Грязь, суеверия, черт знает чего только нет еще! А люди хорошие, просто замечательные люди. Тянутся к новому как бабочки к свету. Но вот помочь им надо. Ох, как надо! Ты не только как врач — ты во все вникай. И впрягайся, Нурли тебя введет в курс. Вот хотя бы с этой переписью. Дело серьезное. Это только с виду кажется, будто плевое — пересчитал, мол, и все. Тут — политика. Ну, да сама разберешься, на месте видней всегда.

Наташа слушала его, опустив голову, и вдруг глянула прямо в лицо. По взгляду ее спокойных, уверенных глаз Юрин понял, что девушка не испугается, не сбежит обратно в город, а будет работать, стиснув зубы. Он повернулся к Нурли:

— Надо, чтобы комсомольцы возглавили работу. Я насчет переписи. Кого рекомендуешь?

— Да я думал уже… Сейчас посмотрим…

Нурли открыл железный ящик в углу, достал бумагу, положил на стол перед Юриным.

— Вот все наши комсомольцы.

Юрин молча пробежал глазами фамилии, осторожно, чтобы не смахнуть со стола, отодвинул его.

— Ты комсомольский секретарь — ты и решай. Своих парней лучше меня знаешь. Кого считаешь наиболее подходящим, того и назначим в комиссию.

Нурли склонился над столом, нахмурил густые, сросшиеся на переносице брови.

— Да у нас вроде бы все подходящие… Вот, хотя бы, Дурды. Его можно.

Юрин достал из кармана карандаш, подвинул к себе листок.

— Ну-ка, ну-ка… Вот этот? Смелый? Не испугается, если баи будут грозить?

Он поднял голову, и Нурли увидел, как загорелись его глаза — горячий интерес, даже азарт излучали они.

— Зачем испугается? — обиделся Нурли. — Комсомолец.

Юрин удовлетворенно кивнул, поставил птичку против имени Дурды.

— Ну, а Мердан Нарлиев? Справится?

Нурли помолчал, потом сказал не очень уверенно:

— Мердан тоже справится.

Карандаш, уже готовый сделать пометку, повис над бумагой.

— А почему сомнение в голосе?

Карандаш плашмя лег на стол.

Юрин откинулся на подоконник, возле которого стоял табурет. Весь его вид говорил о том, что он готов внимательно выслушать Нурли, и пока не выяснит все досконально, не отстанет.

— Так в чем же дело? А мне этот парень нравится…

Нурли заговорил быстро, взволнованно:

— Мне тоже, товарищ Юрин. Он все выполнит, очень хорошо выполнит.

— И все-таки?..

Наташа тоже смотрела на парня с недоумением. Нурли встретил ее взгляд и покраснел.

— Мердан… он надежный… Ничего плохого я о нем не скажу. Только… Батыр не одобрит.

— Председатель сельсовета? — удивился Юрин.

— Ну, да. Он же был против, когда Мердана в комсомол принимали.

— Вот тебе на! — Юрин даже хлопнул ладонями по Коленям. — Родные братья, отличные ребята, а смотри-ка что выкидывает! А я и не знал. Какая же кошка между ними пробежала?

— Это после той истории, — мрачно сказал Нурли, — после каракочинской.

— А-а, — вспомнил Юрин, мрачнея, — слышал.

— Повздорили тогда, с тех пор и не ладится у них…

— Н-да, сложно все это, — вздохнул Юрин. — У нас тогда много было споров. Одни говорили, что с калтаманами [4] Калтаман — бандит, грабитель. один разговор — пуля в лоб и никаких гвоздей. А я считаю, что бандитам прощать нельзя, но и расправляться с ними без суда и следствия тоже неправильно. Есть советский закон — он и решит, что к чему.

— И Мердан так говорил. А Батыр ему: с классовым врагом заигрываешь, нюни распустил! Мердан обиделся. Сам ты, говорит, врагов плодишь, если так рассуждаешь. Другой, говорит, кто запутался, на нашу бы сторону перешел, на социализм работать стал, а таких, как ты, послушает — и с винтовкой в степь.

— Ишь ты! — восхитился Юрин. — А ведь верно рассуждает. Обязательно надо его на перепись послать.

Он посмотрел на Наташу — усталость проступила на ее лице, — и решительно встал.

— Ну, пора отдыхать. Ты, Нурли, готовь комсомольское собрание, там все и обговорим, А сейчас покажем доктору, где она будет жить.

До открытия собрания было еще далеко, когда у школы стали собираться комсомольцы. В выцветших рубахах, в просторных, но суженных у щиколоток штанах, в ботинках со сбитыми каблуками или в потертых чарыках, они радовались встрече, шутили, смеялись. А на виду у всех гарцевал на отменном коне Мердан. Копь бил копытом землю, тряс головой, а всадник то заставлял его подняться на дыбы, то пускал вскачь вокруг школы под крики и улюлюканье друзей. Мердан любил лошадей, умел превосходно ездить верхом и целые дни проводил в седле. И люди не осуждали его, когда он сломя голову скакал на копе по улице, — только качали головами, и во взглядах их было больше восхищения, чем осуждения.

Юрин залюбовался им. Невысокий, статный, с большими, сверкающими глазами под серым тельпеком, Мердан красиво сидел в седле. А когда лихо соскочил и, ласково похлопывая по гладкой шее коня, повел его к коновязи, Юрин окликнул юношу. Мердан обернулся, улыбнулся ему и вскоре подошел. Юрин в который уже раз подивился его сходству со старшим братом Батыром.

— Слышал, — сказал Юрин, — перепись скота проводим? Пойдешь?

Мердан так и вспыхнул весь.

— Вах, если на праведное дело идут два человека, пусть одним из них буду я!

И вдруг скулы у парня напряглись, губы дрогнули, изогнулись презрительно. Глаза косили влево — оттуда подходил к школе председатель сельсовета. В красноармейской гимнастерке, перепоясанной широким командирским ремнем, в белой, пушистой папахе старший брат Мердана тоже был строен, стремителен в движениях, красив той особой статью, по которой сразу узнаешь настоящего джигита, даже если он пеший. Не задерживаясь, привычно обронив традиционное приветствие, Батыр подошел к председателю колхоза Бердыли и увлек его за собой в помещение, на ходу говоря что-то.