Яков Ершов - Журавли над школой

«Эх ты, несмышленыш, — упрекала мышонка мама мышка. — Ты еще не знаешь, что сова злейший наш враг. Она по ночам охотится и прежде всего норовит схватить зазевавшуюся мышку. Вот сова выспится и будет к ночи бодрой и проворной. А ты, если сейчас не отдохнешь, как только из норки выберешься, спать захочешь. Вялость на тебя нападет. Сова тебя, нерасторопного, сразу увидит и сцапает. Хороший тогда ей будет ужин».

Не хотелось мышонку попадать сове на ужин, он и говорит:

«А я сову перехитрю. Я раньше ее усну».

И мышонок закрывал глаза и засыпал.

Рассказывая эту выдуманную мною сказку, я все время посматривал на Гришу. Вот он прикрыл глаза, глубоко вздохнул.

— Гриша, ты спишь? — осторожно спросил я.

— Сплю, — сонно ответил Гриша.

Когда пришла моя мама, Гриша уже крепко спал.

— Вот хорошо, — сказала мама. — Я и не знала, что ты такая отличная няня. А мне пришлось в больницу бежать. Но теперь все уладилось. Хоть тетю Груню я и не видела, но ей тут же все передали.

Потом мама сказала, что завтра она придет с фермы пораньше и посидит с Гришей. А вообще-то, мне придется с ним сидеть, пока тетя Груня не выздоровеет. Ведь у меня летние каникулы. Слушая маму, я думал: вот те и раз! Я-то собирался в каникулы рыбу половить, следопытское задание выполнить. А теперь сиди с Гришкой за няню до морковкиного заговенья. Когда она, тетя Груня, выздоровеет? Может, она до самой осени болеть будет. И все Мишка виноват. Не вздумай он из дому бежать, не попал бы я на пожар, не забрел бы после пожара в лес и не нашел бы Гришу. И гулял бы я все каникулы сам по себе. А теперь? Но, подумав так, я тут же осудил себя. У людей горе. У тети Груни дом сгорел и все пропало. Ей с Гришей теперь жить негде, а я только о себе думаю. Нехорошо получается. Нехорошо-то нехорошо, а все-таки жаль мне было пропавших каникул. И все из-за Мишки, сердился я на него, укладываясь спать.

Утром следующего дня с Гришей сразу же началась канитель. Маме нужно было идти на ферму, а мне в ларек за молоком. Гриша же никак не хотел вставать.

— Гриша, — умолял я. — Пойми, если я опоздаю, мы с тобой без молока останемся.

Но Гриша ничего не хотел понимать.

— А у меня глазки слипаются, — бормотал он.

Тогда я вспомнил сказку про мышонка, которую накануне выдумал для Гриши.

— Знаешь что, — грозно сказал я. — Ты как мышонок, которого сова съела.

— А разве она его съела? — приподнявшись на кровати, спросил Гриша. — Расскажи.

— Чуть не съела, — поправился я. — Мышонок был вроде тебя. Когда его мама будила, он не хотел вставать.

«Ой, не буди, дай поспать», — пищал он спросонок.

Но мама мышка еще сильнее тормошила его.

«Вставай, вставай! Сова уже, наверное, проснулась. Уже физзарядку делает. Вот вылетит она, сон с себя стряхнет, станет бодрой и зоркой. А ты выползешь из норки сонной тетерей. Не будет в тебе расторопности и живости. Сова тебя и сцапает. Хорошая у нее будет закуска. Вставай, смотри, братики твои уже потягиваются, в мускулы силу нагоняют».

Не хотелось мышонку попадать сове на закуску. Стряхнул он с себя сон, вместе с братиками потянулся, хвостиком помахал, гимнастику сделал. И выскочил из норки бодрым и подвижным. Такой от любого врага убежит, а не только от жирной совы.

Луна едва скрылась за горизонт, когда мышонок пробежал по протоптанной мамой мышкой тропке. У куста можжевельника устроил свою норку хомяк. Заготовляя корм на зиму, он ронял по дороге зернышки ржи и пшеницы. И здесь всегда можно было найти вдоволь пищи. Мышонок огляделся и, не увидев ничего подозрительного, стал подбирать спелые и сочные зерна. Вдруг что-то шелохнулось в лесу. Мышонок мигом юркнул в запасную норку. И тотчас же затрещало, загрохотало вокруг, словно гром ударил неподалеку. Это сова с маху налетела на куст можжевельника, но поднялась с пустыми когтями.

Когда шум утих, мышонок выглянул из норки.

«Что? — сказал он, обращаясь к невидимой сове. — Съела? Я бодрый, я ловкий, я весь день отсыпался, чтобы легче от тебя удирать было».

С тех пор прошло много лет. Но и сейчас все мышата ложатся спать без капризов и напоминаний. Ведь им надо опередить сову, чтобы успеть выспаться, а проснувшись, набраться поскорее бодрости. Иначе немудрено угодить в лапы сове. А когти у нее острые.

Сказка понравилась Грише. Он быстро встал, оделся, и мы с ним, захватив бидон, пошли за молоком.

После обеда мама сказала:

— Шли бы вы с Гришей в лес. Чего вам здесь в деревне в пыли торчать?

Мы быстро собрались и пошли в лес. Только вышли за деревню на взгорье, как налетел ветер. Пыль поднял, сухие листья взметнул выше деревьев. С Гришиной головы панамку сдернул.

— Ой, — закричал Гриша. — Откуда он взялся?

— Откуда? — сказал я. — Из-за бугра налетел.

— А за бугром откуда?

— А за бугром из-за другого бугра.

— Так не бывает, — сказал Гриша.

— Почему не бывает?

— Потому что за бугром нет другого бугра. Я с мамой ходил. Там поле. Ровное поле. А ветер все равно дует.

— Знаешь что, — сказал я. — Давай-ка спустимся вот сюда, в ложбинку. Там и переждем.

Я взял Гришу за руку, и мы спустились в ложбинку, сели там на пенек и стали пережидать; когда ветер стихнет. А он все не стихает и не стихает.

— Что же мы так сидим, — сказал Гриша. — Расскажи пока сказку. А то мне скучно. Когда мне скучно, мама всегда сказки рассказывала.

— Какие сказки? — спросил я, чтобы оттянуть время.

— Какие? Разные. И про осла, и про лисицу. И еще про волка.

— Про лисицу я ни одной сказки не помню. А хочешь, я расскажу тебе сказку про ветер.

— Про ветер сказок не бывает, — заявил Гриша.

— Почему же не бывает? Бывает. Я тебе расскажу сказку про то, откуда ветер дует. Согласен?

— Согласен, — сказал Гриша. — Только, если неинтересная, я не буду слушать.

В одной долине стоял домик. Жил в нем старый дед и мальчик Петя. Да еще кот Жмурка, пес Ворчун и кукла Маша.

Ветер дул в этой долине непрестанно. Знакомый дед говорил о нем: «Как из прорвы». Сорока, что жила неподалеку в лесу, каждый день прилетала по утру, садилась на макушку березы, так что макушка под ней дугой изгибалась, и трещала:

— Откуда ветер дует? Откуда дует?

Кота Жмурку, что бо́льшую часть дня лежал у деда в избе, на печке, эта сорочья трескотня страшно раздражала. Он выходил на крылечко, потягивался, выгибая спину, и недовольно мурлыкал:

— Вот еще, не спится ей.

Еж, возвращавшийся с ночной охоты, присоединялся к коту:

— Она и мне спать не дает. Целые дни трещит.

Как-то сговорились кот с ежом и решили, чтобы избавиться от сорочьей трескотни, узнать, откуда ветер дует. Может, тогда сорока успокоится. Позвали они ласточку, что свила гнездо под крышей, и пса Ворчуна, с незапамятных времен дремавшего в конуре. К ним присоединилась еще кукла Маша, которая жила у мальчика Пети и все ему рассказывала, что видела.