Нгуги Тхионго - Пшеничное зерно. Распятый дьявол

У Мвауры отлегло от сердца. "Даст бог, по пути подсядет еще пятеро, итого десять, — рассуждал он про себя, — бензин хотя бы оправдаю".

Но на остановке в Лимуру его обуяло отчаяние. Никому не было с ними по пути. Вновь им завладели сомнения и нерешительность. Ехать затемно в Илморог из-за пятерых пассажиров? Может, наврать им, будто машина сломалась и придется заночевать в Камири-итху? Но внутренний голос, его второе "я", возразил, "Не искушай судьбу, Мваура, проспишь ты свой шанс. Медный грош и тот хорош. Настоящий хозяин и дерьмом дорожит. Зернышко к зернышку — вот и полон мешок. Цент к центу — получай шиллинг!"

Мваура нажал на педаль газа и покатил к Илморогу с Вариингой, Гатуирией, работягой в комбинезоне, крестьянкой в китенге и мужчиной в темных очках — всего пятеро.

Ехать так ехать…

Первой заговорила женщина в китенге. Как раз проезжали Нгуируби, впереди лежало Кинеени.

— Водитель! — откашлявшись, сказала она.

— Можно просто Робин Мваура, — шутливо представился тот.

— Брат, позволь мне поделиться с тобой моим затруднением, пока мы далеко не отъехали.

— Стучите, и отворят вам, — отозвался Мваура, полагая, что женщине хочется скоротать дорогу за разговором. — Не прячьте своей мудрости, иначе вас засудят.

— Спасибо за соучастие, брат! Нет в мире ничего дороже взаимной выручки. Ты везешь меня, но у меня за душой ни цента, — призналась женщина.

— Что?! — гаркнул Мваура.

— Мне нечем заплатить за проезд.

Мваура так резко затормозил, что рядом с мужчиной в темных очках распахнулась дверца. Если бы сосед в комбинезоне вовремя не пришел ему на помощь, очкарик выпал бы наружу и покатился вниз по холму Кинеени.

Мваура съехал на обочину.

— Ты что, на тот свет нас везешь? — отчитал Мвауру пассажир в комбинезоне. — Может, тебя наши враги подкупили?

Очкарик еще не пришел в себя от испуга и потому ни Мвауру не обругал, ни своего спасителя не поблагодарил.

— Во всем виновата эта женщина! — повернувшись к пассажирам, закричал Мваура. — Нам не о чем о тобою говорить. Мотору нужен бензин, а не моча!

— Доедем до Илморога, а там сразу у кого-нибудь займу.

— Кения — это не Танзания и не Китай, здесь за все надо платить.

— Послушай, почтенный, я никогда не жила на чужой счет, но если бы ты знал, как мне досталось в вашем Найроби…

— Рассказывай сказки кому другому, — оборвал ее Мваура. — Меня страшными историями не запугаешь. Гони монету или слезай!

— Ты в самом деле выбросишь меня посреди дороги, ночью, в глуши?

— Женщина, вылезай и иди пешком. Повторяю, у меня в баке бензин, а не моча.

— Я не лгу — вот этими руками я сражалась за свободу нашей страны. И ты хочешь, чтобы я провела ночь в лесу, среди хищных зверей? — спросила женщина с такой тоской, будто знала наперед ответ, но до конца не постигла, как такая черствость возможна.

— В наши дни плоды пожинает не тот, кто полол сорняки, а кто пришел на готовенькое, — сказал Мваура. — Свобода — это не россказни о том, что было, а звон монет в кармане. Со мною шутки плохи. Вылезай или же побренчи денежками — тогда поедем дальше.

Мужчина в комбинезоне положил конец препирательствам:

— Поезжай, водитель. Только раненый зверь скулит от боли. Я уплачу за нее.

— Заводи мотор, — поддержал рабочего Гатуирия. — Я тоже войду в пай.

— И я внесу свою долю, — поспешно добавила Вариинга, вспомнив, что вполне могла оказаться в таком же положении, не отыщись ее сумочка.

— Разделим стоимость проезда на три части, — согласился рабочий, — так всем проще. Трудности становятся непосильными лишь тогда, когда никто не хочет тебе помочь.

Мваура включил мотор. Кинеени осталось позади.

Некоторое время ехали молча, но вскоре крестьянка нарушила тишину:

— Я так счастлива, что даже слов подходящих не нахожу. Меня зовут Вангари. Я из Илморога, точнее, из пригорода Нжерука. Доедем до места, я сразу расплачусь. Бог воздаст вам за доброту, а я буду молиться за вас предкам.

— Ничего я с вас не возьму, — сказал рабочий. — Если не помогать друг другу, мы все в зверей превратимся. Не зря же во время мау-мау мы давали клятву: "Не сяду я один к столу…"

— И я… я тоже… ну, в общем, все это пустяки, — подхватил Гатуирия. — Ничего вы нам не должны. — Он стеснялся говорить на кикуйю, путал слова родного языка с английским. — Я полностью согласен с тем, что сказал этот человек. Кстати, как ваше имя? Мое… меня зовут Гатуирия.

— А меня Мутури, — представился мужчина в комбинезоне. — Я рабочий: плотник, каменщик, водопроводчик. Знаю и другую работу. Ведь труд — это и есть жизнь.

— А тебя как звать, дочка? — спросила крестьянка у Вариинги.

— Жасипта Вариинга, я тоже родом из Илморога.

— Откуда именно? — спросила Вангари.

— Из деревни Нгаиндейтхия.

— Если позволите… — начал Гатуирия, обращаясь к Мутури, запнулся, откашлялся и предложил: — Не скажете ли, вернее, можно ли полюбопытствовать… И снова умолк, будто бы не зная, о чем спросить, но в конце концов договорил: — Можно ли сказать, что лозунг "Харамбе" [17] См. примеч. на с. 92. (а его там не было! — прим. книгодела ) уходит корнями в движение мау-мау?

— "Харамбе"? — усмехнулся Мутури, — "Харамбе"… А вы не слыхали, что на этот счет поют танцоры ньякиниа?

Потому мне и не пристало обсуждать "Харамбе" — дабы не прослыть опасным болтуном. "Харамбе"?., Нет, уж я попридержу язык. Помните притчу о немых, которых спасла их немота? Но если бы танцоры ньякиниа спросили моего совета, я бы предложил им петь иначе:

Когда мы сражались за независимость, лозунг "Харамбе" как символ организационного единства имел два толкования: одно — для империалистов и их местных прихлебателей, другое — для патриотов мау-мау. Партизаны пели свои песни:

А враги наши пели совсем другое:

"Харамбе" империалистов и кенийских отрядов самообороны [18] Так называемые отряды "внутреннего охранения" — воинские формирования, созданные в начале пятидесятых годов английскими колонизаторами из кенийцев для борьбы с партизанами. пробуждало в людях зверские наклонности: за объедки с барского стола изуверы бросали в огонь детей и немощных стариков. А в партизанских отрядах "Харамбе" означало человеколюбие, ради спасения детей и стариков патриоты отдавали свою жизнь. Предатели хотели продать нашу страну чужеземцам, бойцы мау-мау всеми силами защищали родину. Нет, молодой человек, о нынешнем "Харамбе" я говорить не стану. У него свои хозяева.