Ходжанепес Меляев - Беркуты Каракумов [романы, повести]

"Столкнули… — сказала старуха, — загубили"… С чего она взяла? Может, Пиркули сказал что-нибудь там, в кабинете? Но ведь он был почти без сознания…

Я попытался представить еще раз тот момент, когда Пиркули прыгал в воду. Первым прыгнул я. Проплыл метров десять — двенадцать и тут вспомнил, что Пиркули не умеет плавать. Повернулся я увидел… что он, хватая воздух руками, с перекошенным от страха лицом, падает в воду. А на том месте, где он только что находился, во весь рост стоит и хохочет Бегхан. Да. Сам с таким лицом не прыгнешь. Он, видимо, жутко боялся и не хотел прыгать. И тогда, наверно, Бегхан "помог" ему… Да, так и было. Если бы он не столкнул Пиркули, я успел бы вернуться и ничего бы не случилось… Он даже не успел меня позвать. Как там с ним? Этот парень из "Скорой" сказал, что еще неизвестно, будет ли жить, Пусть пройдет три дня, и нам скажут, что Пиркули поправляется, что ему лучше, что он будет жить! Может, Пиркули в "Скорой" сказал, что его столкнули? Столкнули… Бегхан столкнул. Кто же еще… Я все напишу как было, только пусть Пиркули живет… Скорее бы прошли эти три дня!..

Я взял ручку и стал писать. Все, что знал, что видел.

Прошло три дня.

Пиркули стало лучше. Я каждый день ходил в больницу, где он лежал. От Бегхана я решил уйти как можно скорее. Не нужен мне этот университет с физкультурным факультетом. А главное — не хочу, я такого "покровителя". Лучше совсем уехать из Ашхабада. Случай с Пиркули так меня потряс, что я не мог и слышать об экзаменах, об учебе. А Бегхан стал просто противен. Когда у Пиркули миновал кризис, меня пропустили к нему. Здесь я и узнал, почему старушка тогда так сказала: "Столкнули…"

Оказывается, когда мы ушли из комнаты, врач сделал укол Пиркули. Он пришел на минуту в сознание, и врач спросил: "Что случилось? Тебя, может быть, столкнули?" Неизвестно, понял ли Пиркули, что от него хотят, но ответил: "Да". Позднее его еще расспрашивали, и он рассказал все, как было.

Пиркули улыбнулся мне виноватой улыбкой и сказал:

— Ведь в самом деле Бегхан столкнул меня в воду. Я и сообразить ничего не успел…

— Но ведь там неглубоко. Я потом вспомнил, что ты не умеешь плавать, повернулся, но не успел…

— Я и сам хотел тебя позвать. Но никак не мог нащупать дно. И стал тонуть…

— А ты помнишь, как я вытащил тебя из воды?

— Нет. — Он вновь виновато улыбнулся.

Я задал этот вопрос, а потом и сам сообразил, что он не мог ничего помнить, так как был без сознания, почти мертв…

В те дни я прочел в "Комсомольце Туркменистана" о том, что Газ-Ачак объявлен комсомольско-молодежной стройкой и туда едет группа ребят из Ашхабада…

— Здесь, в Газ-Ачаке, сделал свои первые трудовые шаги юноша по имени Шохрат Багшиев! — с деланным пафосом воскликнул Шохрат. — А в институт, как ты знаешь, я потом поступил. Заочно, — закончил свой рассказ Шохрат уже обыденным голосом. — Теперь и ты все про меня знаешь. Это тот самый главный геолог управления Бегхан Шамурадов, который вместе с Аллаяром Шировым пытался воспрепятствовать твоему приему в партию в Газ-Ачаке.

— Значит, они друзья. Ясно. Рыбак рыбака… Но ведь ты говорил, что он преподавал в университете….

— Преподавал. Но то уже давно в прошлом. После того случая жена порвала с ним. Тетя Гульджемал и раньше догадывалась, что он обманывает ее. Берет взятки с родителей абитуриентов, обещая свою помощь. Как пора приемных экзаменов, так у него куча "родственников". Некоторые потом приходили, требовали обратно деньги, так как протекция не помогла… Пошли жалобы. И дали Бегхану от ворот поворот. А потом он каким-то образом втерся в доверие к газовикам. И пока ему удается прикидываться ангелом. Но, думаю, там скоро раскусят, что это за личность…

Все медленнее стучит колесами поезд. Вот он последний раз тяжело вздохнул в вечерних сумерках. Вагоны заволокло туманом. Станция Газ-Ачак.

Поселок расположен метрах в четырехстах от станции, и мы с Шохратом пошли пешком.

— Когда я в первый раз приехал сюда на работу, эта станция даже названия никакого не имела. Собственно, и станции-то не было. Только строилась. Мы тогда доезжали до местечка Пинтек, так оно называлось, там пересаживались на маленький автобус и ехали на нем в Газ-Ачак. Едешь, бывало, а от пылищи не только дороги, своего носа не видишь. Ребята шутили: "Бесплатная пудра".

Я рассказывал Шохрату, и передо мной вставали картины прошлого. Первая ночь в "Газ-Ачаке… Общежитие газовиков… Ребята пьют пиво… Будулай… Володя наградил тогда его прозвищем "каракумский донжуан"… Злосчастная кличка оправдалась, когда судьбы наши столкнулись… "

Белые "Жигули", мчавшиеся навстречу, отвлекли меня от грустных мыслей. Сидевшая за рулем женщина нажала на акселератор, машина скользнула на незаасфальтированную часть дорогу, угостив нас изрядной долей пыли. В женщине за рулем я узнал мою бывшую жену Айну.

— Вот бесстыжие! — сердито проворчал вслед машине Шохрат, отмахнувшись от клубков ныли. — Ты узнал их? Это же Айна с твоим "другом" Аллаяром.

— Ее я узнал. Значит, она опять с этим Аллаяром. Парочка выехала на вечернюю прогулку. Ты думаешь, они нас узнали? Нарочно угостили пылью?

— Думаю, что так.

— Ничего, дорожную пыль стряхнем. А эту гниль вместо с Шировым стряхнуть потруднее.

— Вечно ты, Морген, придумываешь всякие сравнения. Так, глядишь, скоро бросишь свою профессию газовика и засядешь за поэмы…

— Да. И первую посвящу тебе, так достойно оценившему мои способности…

Мы подошли к магазину.

— Тебе не надо в магазин? — спросил я.

— Нет. А ты хочешь зайти?

— Надо купить сигарет, — похлопал я по карману.

— Я подожду тебя здесь. Давай свою сетку.

Я отдал свою сетку Шохрату и направился к магазину…

Так это было. То, что случилось потом, вы уже знаете…

Домой я вернулся в подавленном состоянии. Я, конечно, был счастлив, когда мать обняла меня своими высохшими горячими руками, а Батырчик повис на шее. Но радость встречи отдавала горечью от несчастья, происшедшего с Шохратом.

Материнское сердце чуткое. Мать сразу поняла, что случилась какая-то беда, и стала донимать меня расспросами. Пришлось ей все рассказать.

Мать слушала меня, горестно качала головой: "Вах-вах!.." — и посылала проклятия на голову Ширгельды. А что она могла еще сказать?

Батырчик вертелся рядом, сияя перемазанной сливками рожицей. Но у меня не было сил приласкать ребенка.

Мать поставила передо мной чайник и пиалу.

— Поешь что-нибудь, сынок.

— Ничего не хочется, мама.

Я плеснул себе на донышко, но на этот раз ароматный чай не пробудил во мне никакого аппетита. Отставил чайник.