Ходжанепес Меляев - Беркуты Каракумов [романы, повести]

— Можно мне до завтра подумать? — неожиданно спроспл Сергей.

— С ней посоветуешься?

— Нет… Тогда эффект пропадет.

— Правильно, Сережа… Ну что же, подумай…

…Бизнесмен из Лондона Джон Вайтинг знал толк в драгоценностях. Когда Сергей открыл перед Стеллой солидный кожаный футляр и на черном бархате засверкали бриллиантовые колье и серьги, у нее перехватило дыхание.

— Ух ты! — только и смогла она вымолвить, качая головой. Потом вдруг, схватив футляр, выскочила в соседнюю комнату, а когда вернулась, пришло время Сергею промолвить:

— Ух ты!..

Длинное черное платье из модного панбархата удивительно шло Стелле. Оно подчеркивало стройность фигуры, делало девушку еще выше. Словно капли росы, висели на золотых подвесках серьги, и лучи солнца, что падали в широкое окно, дробились и плавились в гранях колье…

Никогда еще Сергей не видел такого удивительного сочетания: черного платья, блестящих бриллиантов, рыжих волос и ослепительно белого лица… Он был сражен этой красотой.

Стелла поворачивалась перед зеркалом, и лицо ее выражало такое восхищение, такую радость, что Сергей забыл и дядю Абдуллу, и двадцать три тысячи, оставленных в комиссионном магазине на Невском проспекте…

— Сколько же они стоят, Сережа? — продолжая поворачиваться перед зеркалом, спросила Стелла.

— Это уже мое дело, — с улыбкой ответил Сергей.

— Ну, а все же?

— Секрет фирмы!

— Чьей фирмы? Джона Вайтинга? Или дяди из Лондона?

Ой, Стелка, я все расскажу.

— Когда?

— Сегодня, потому что завтра я улетаю в свои далекие Каракумы… И давай собирайся, мы же с тобой решили по городу побродить. Посмотри, какой день! Солнце словно в Туркмении.

Бывают и в Северной Пальмире удивительные солнечные дни, когда невозможно усидеть в комнате. На них оглядывались, Стеллу и Сергея, — слишком заметной была эта пара. Стелла к удовольствию Сергея держала его за руку.

Шли не торопясь, и Сергей рассказывал о разговоре с Вайтингом. Поведал обо всем: и о том, что этот иностранец оказался не Джоном Вайтингом, а его родным дядей Абдуллой, который, совершив предательство во время войны, обучался в немецкой разведшколе…

— Ты знал об этом раньше? — спросила Стелла.

— Нет, мне говорили, что он погиб, находясь в плену. Я же тебе рассказывал…

— Ты знаешь, когда я его увидела, у меня мелькнула мысль, что он похож на твою маму… И в тебе что-то есть от него.

— Значит, и я бизнесменом буду, — улыбнулся Сергей.

— Скажи, бизнесмен, сколько стоят колье и серьги?

— Двадцать три тысячи…

— Дядя Абдулла платил?

— Конечно, где я такие деньги возьму? Это мой тебе подарок к свадьбе…

Стелла неторопливо сняла серьги, потом, закинув руки за голову, расцепила и сняла колье.

— Ты что делаешь?! — воскликнул Сергей.

— Не нужны мне подарки, купленные на деньги предателя. Твой дядя Абдулла предал отца Назара, твоего отца, он Родину предал, а ты от него деньги берешь!.. Возьми и отнеси ему!..

— Не пойду я к нему…

— Тогда вместе пойдем!

— Все равно не пойду…

— Не пойдешь?

— Нет!

Широко размахнувшись, Стелла швырнула драгоценности с высоты моста в свинцовые воды Невы. Сверкнув на солнце, они нырнули в набежавшую волну и исчезли…

Не взглянув на Сергея, Стелла повернулась, и ее каблучки быстро застучали по мосту. Он сделал движение, словно хотел догнать ее, но тут же остановился и, чуть помедлив, зашагал в противоположную сторону.

Под лучами солнца серебрилась Нева, переливалась ни с чем не сравнимым блеском…

…Когда Абдулла поднял телефонную трубку, услышал голос Сергея:

— Мистер Вайтинг?

— Да, Сережа, это я… Откуда ты звонишь?

— Из аэропорта.

— Улетаешь?

— Уже объявили посадку… Я хотел сказать, что совершил глупость, взяв у вас деньги на подарок…

— Он не понравился Стелле? — спросил Абдулла, чувствуя, как сердце забилось неровными толчками.

— Она швырнула его в Неву…

— Двадцать три тысячи в Неву? Она что, дура?

— Мистер Вайтинг, передайте Абдулле, что у него нет племянника. И вообще нет родных…

— Сережа, постой… Сережа! — кричал Вайтинг, но трубка отвечала ему короткими частыми гудками…

Вот и лопнула последняя ниточка, которая, как показалось Абдулле, еще связывала его с тем, что так дорого сердцу. Еще вчера она была живой, реальной — теперь от неё не осталось и следа. Кромешная темнота окружала его со всех сторон. Все пути к прошлому были отрезаны. Рухнула последняя надежда… Настоящее? Полный финансовый крах, нелюбимая жена, заискивание перед тестем, суровый спрос за то, что не выполнил задание, растратил деньги…

Абдулла механически выпил пару рюмок коньяка, подошел к широкому окну, с минуту постоял, всматриваясь в сырую мглу, блестящий под дождем далеко внизу асфальт. Распахнув створки, впустил в номер влажный ветер. Парусом надулись тяжелые шторы…

Абдулла зажмурился, и на какое-то мгновение ему показалось, что он в кабине бомбардировщика, что самолет горит и надает… В ушах раздался голос Гусельникова: "Экипажу покинуть машину!.. Керим, Абдулла, прыгайте!.."

— Есть, командир! — четко произнес Абдулла и, ступив одной ногой на подоконник, бросился вниз.

Ветер влетал в номер, шелестел бумагами на столе. И, словно маятник, все раскачивалась телефонная трубка, продолжая исходить короткими частыми гудками, словно посылая в эфир тревожные сигналы "SOS!".

Работы по сооружению Хауз-Ханского водохранилища подходили к концу. Началось заполнение водоема. Потрескавшаяся от зноя земля жадно впитывала первые кубометры амударьинской воды.

Глядя, как блестит в низинах вода, радуясь ей, Назар с тревогой думал о комсомольском собрании, назначенном на шесть часов вечера. Месяц тому назад с него сняли судимость и вот сегодня должны были принимать в комсомол… во второй раз.

Народу собралось в зале больше обычного — многим было любопытно посмотреть на Назара, многие знали его историю понаслышке.

— Атабеков, — поднял его председательствующий, — расскажите о себе.

Назар знал, что вызовут, готовился к этой минуте, и все же голос председателя застал его врасплох. В первую секунду он даже не понял, что обращаются именно к нему, Назару Атабекову.

Сотни глаз смотрели на него из зала, а он стоял на залитой светом сцене и говорил словно во сне, не слыша звука собственного голоса. Рассказывал о своей судьбе коротко, сдержанно, но за каждым словом чувствовался такой тяжкий груз пережитого, выстраданного, что слушали его затаив дыхание.

— Молодец! Мужчина! — выкрикивали девушки.

Одна из них попросила слова, а выйдя на сцену, так разволновалась, что не смогла ничего сказать. Подошла к Назару, крепко пожала его руку — и бегом в зал. Веселое оживление и аплодисменты были ответом на ее "выступление", и Назар почувствовал, как освободилась его душа из тисков, как легко стало ему дышать.