Ходжанепес Меляев - Беркуты Каракумов [романы, повести]

На реке в этот ранний час была блаженная прохлада, свежесть воистину райская, как выражались наши прокаленные зноем докрасна предки. Под утренним солнцем поверхность воды морщилась серебристой рябью, словно рыбья чешуя. Крохотные волны набегали, сталкивались, лизали прибрежный песок, на котором густо росли камыш и травы, высокие и настороженные, будто прислушивающиеся.

Сегодня здесь отдыхают и празднуют газовики и еще строители, воздвигающие подвесной мост через реку. Люди разбрелись по берегу. Там и сям уже поднялись струйками первые дымки костров. Кто-то катался на лодках, кто-то рыбачил, иные играли в мяч, многие загорали на песке у воды.

Торе-ага подвесил на сук тушу барана и свежует; Магомед Салихбеков с Анатолием Черновым колдуют над огромными кастрюлями и котлами; Джуманияз и Будулай убеждают Марал и Наргуль сесть в лодку, обещая веселое и недолгое путешествие.

Вспомнилось, как я впервые приехал в Ачак, как в общежитии парни пили пиво, как Будулай лежал навзничь на кровати, прикрыв от света лицо полотенцем. Нет, не зря тогда Николай назвал Будулая донжуаном Каракумов: что-то он кружит вокруг Марал, точно пчела над цветком.

— Ага-а, ничего не добились, пареньки! Наргуль и Марал не пожелали садиться в лодку. Умницы геологи! Что ж, остается играть в мяч…

А все-таки удивительное лицо у Будулая: точно собрали красоту лучших парней, как пчелы собирают мед, и наградили молодого цыгана и еще врача Джуму. Что ни говори, а великая эта сила — красота, ослепляет она девушек, как свет лампочки ослепляет и манит бабочек. Говорят, женщина живет ушами: слушает все, что может услышать, и свято верит услышанному. Попробуй сказать ей одно ласковое слово, а потом попытайся спастись бегством: ничего, брат, не выйдет, не уйдешь!

Ох как верна мудрая туркменская пословица: "Пусть чабану и женщине аллах пошлет побольше совести!"

Но что это я окаменел, надумался, заколебался?! Марал не из вертушек, не из легкомысленных. Мало ли было в институте парней еще покрасивей и умнее Будулая!

Я подошел к Торе-аге.

— Баран-то, оказывается, жирный! — сказал старик, разделывая тушу: требуху выбросил, а легкие, печень, почки положил в миску. — Ну как тебе работается, Мерген? Привык к людям?

— Славные парни.

— Парни как на подбор. И веселые, душенные… Надо же мне было заболеть на старости! Даже не успел потолковать с тобой по душам за чайником чая. Му да еще потолкуем… А как там мой сын?

— Это вы про Будулая?

— А про кого же еще? Других у меня нету… Привыкаешь и перестаешь вроде бы видеть. А свежему глазу все заметно! Я, признаться, баловал парня, мог испортить…

— На работе он молодец, никому спуску не дает. А в остальном не знаю, не приходилось.

— Нехорошо похваляться сыном, а только сердце у него чистое. Никогда не обидит человека, не возьмет чужого. Тот год мы работали на буровой в Измаиле, и он на сутки ездил в Ачак по делам. Идет в контору, видит: валяется узелок. Поднял, отряхнул песок, развязал: куча денег! Мог бы парень присвоить, а? Так нет же, положил узелок на стол начальнику управления буровых работ. Оказывается, было в узелке десять тысяч рублей, и накопил их дагестанец Расул. Бедняга с ума сходил по такой потере! Потом лезгинку плясал от радости. Нарочно приезжал в Измаил благодарить Будулая. Предлагал тысячу рублей в подарок, но мой сын отказался наотрез. "Ну ладно! — говорит Расул. — Пойдем вместе в магазин, куплю тебе все, что пожелаешь". Но Будулай опять отказался, поблагодарил за предложение и не взял ни одного рубля. Настоящий мужчина!

Слушая, Торе-ага поглядывал издали на молодого цыгана, и казалось, что растет и преображается он на глазах: вроде бы и крупнее делается, и симпатичнее, и умнее…

А старик не умолкает:

— Всех-то он стремится порадовать и сам всегда бодрый: никто не видал его понурым да мрачным. Если у человека скверно на душе или дело не клеится, надо такого посылать к Будулаю на излечение: трех минут не пройдет, а человек станет улыбаться…

"Ну, — думаю, — скоро старику померещатся ангельские крылья за спиной сына!"

Торе-ага закончил разделку барана, нарезал мясо кусками и подозвал Магомеда:

— Бери, дорогой! И стряпай что пожелаешь…

Отдал мясо, и мы пошли с ним не спеша вдоль реки. Легкий ветер морщил воду, шевелил белую бороду старика. Помолчав, Торе-ага взглянул внимательно на меня:

— Хочу сказать кое-что, да не знаю, как примешь мой совет… Слышал я, будто Аллаяр приглашал тебя домой, брал на охоту… Признаться, я даже испугался… Вот что, Мерген: будь осторожен, сторонись Аллаяра!.. — Казалось, белая борода тряслась, когда он говорил. — Держись от него подальше! Вот и весь совет. Знаю Аллаяра с детства: он зря не сделает ни шагу. Я еще не понял, отчего кружится вокруг тебя, но что-то ему надо… Знаю, отчего поддерживает Алимирзу. Сейчас Аллаяр еще поисправился, только мне не верится, что кривое дерево может распрямиться. Ты-то еще молодой, не погнутый… И должен идти прямым, чистым путем… Интересно, какой выгоды ждет Аллаяр от тебя?

— Откуда ж мне знать?

— Не намекнул ни разу?

— Нет.

— Считает, что еще не время… Прежде всего постарается убедить, что нет в Каракумах человека умнее его, что он самый преданный, самый близкий тебе товарищ и друг. Потихоньку-помаленьку запутает: не вырвешься. А будешь вырываться, так ужалит, что взвоешь волком. И змея, говорят, на ощупь мягкая.

— Как-то Аллаяр сказал, что он мой родственник и от него я никуда не денусь.

— А еще что говорил?

— Еще расспрашивал о семье, советовал снова сойтись с женой, с которой уже пять лет в разводе…

— Погоди! Во-первых, не верю, что он родственник. Без выгоды и для родного брата не шевельнет пальцем. Кто у тебя дома-то?

— Старушка мать.

— Вот у нее и спроси: точно ли родственник? Напомни, что в войну работал он продавцом, и спроси: помог ли тогда ей хоть чем-нибудь?.. Ну если скажет, что помогал, тогда и ничего не понимаю в людях… Да, твоя бывшая жена работает? Дети есть?

— Сынишка. Айна работает в райцентре, в магазине одежды.

— Постой! У нее золотые зубы?

— Да.

— Ну-у… Видал… Показалась мне того, легкомысленной… Если в семье нет доверия, приходится расставаться… Пожалуй, верно, что та женщина с золотыми зубами не пара тебе. Ладно, что было, то прошло. Как говорится, у слепого только один раз можно отнять палку. Теперь станешь осмотрительнее. Но Аллаяра сторонись! Ужалит хуже змеи, всю жизнь будешь вспоминать.

Разговор наш прервал громкий голос Анатолия;

— Люди, каурма готова! Идите есть, Пока не остыла-а!

Беседуя, мы незаметно дошли до играющих в волейбол, и Торе-ага весело крикнул им:

— А ну, детки-ребятки, пошли обедать, пока не остыло! Больше всего повар сердится, когда жаркое стынет в ожидании…