Ходжанепес Меляев - Беркуты Каракумов [романы, повести]

И Торе-ага показал на Аллаяра Широва. В панике тот взглянул на Кандымова, на Большевика Досова, на Шаму-радова: казалось, он готов был, как утопающий, схватиться и за колючку, и за соломинку.

— Много лет знаю его, люди! Какое-то время думал, что он исправился, раскаялся. Но обманулся: он просто притворялся, ждал, пока мы притерпимся к нему. И дождался! Ему ни до чего нет дела, у такого никогда не болит голова от забот о буровых и бурильщиках. Он только охотится на зайцев и с великой охотой пьет водку… Удивляюсь, как он оказался в этих местах и столько здесь продержался! Нет, люди, сердца живущих в пустыне должны быть чисты, как воздух, как песок Каракумов. В войну он работал продавцом, умудрился остаться в поселке, когда все молодые мужчины ушли на фронт. Перед концом войны два милиционера увезли его из магазина. Поговаривали, что Аллаяра судили за хищения и растрату. Недавно спрашивал о ном у Большевика Досова: наш секретарь об этом не знал. На собрании в райкоме говорил с первым секретарем, смотрел личное дело Широва, прочел его автобиографию, там не было ни слова о суде и осуждении. Утаил от партии!

Казалось, землетрясение потрясло дом.

— Протестую! — завизжал, вскакивая, багровый Аллаяр Широв. — Товарищ Досов, почему вы позволяете бросаться такими тяжелыми обвинениями да еще в присутствии постороннего беспартийного?! Я буду жаловаться!

Пухлое его лицо сделалось теперь почти черным. Бородавка под носом тряслась и шевелилась, точно испуганное насекомое.

— А ну садитесь, Аллаяр Широв! — грозно приказал Большевик Досов; он даже не пошевелился. — Сейчас, Торе Клычев, надо закончить с первым вопросом, а этот разговор еще будет впереди… Кто еще хочет сказать о Мергенове? Никто? Тогда голосуем. Кто за то, чтобы принять Мергена Мергенова в ряды КПСС?

Кроме Шамурадова и Аллаяра Широва, все подняли руки.

— Большинство за прием. Таким образом, бюро партийной организации АУБР постановляет просить партийное собрание принять Мергена Мергенова в члены КПСС… Поздравляю вас, Мерген Мергенов, от имени бюро! А теперь вы свободны…

Неожиданно я охрип и оттого сказал едва слышно:

— Спасибо, товарищи!

В коридоре меня ждала геолог Наргуль.

— Ну что? Приняли? — спросила с участием, с тревогой…

— Приняли!

— Ох, я так рада! — Девушка просияла и взглянула мне в глаза радостно, даже, пожалуй, с нежностью. — Поздравляю от всего сердца!

— Спасибо… Большое спасибо, Наргуль!

Не знаю, обращал ли ты внимание, дорогой читатель, что в жизни нередко промелькнет что-то вроде бы случайное, незначительное, пустячное, а после начинает расти и расти, точно весенний цветок в пустыне, когда пески пропитаны зимней влагой… И вырастает выше человека, и расцветает пышным цветом, и созревает за каких-нибудь тридцать — сорок дней, и рассеивает семена на будущее… И тогда с недоумением спрашиваешь себя: да откуда же взялось это цветение и когда же все началось?!

Мне дали отгул за проработанные часы, и я помогал маме по хозяйству: вскапывал и удобрял грядки возле дома. Тут меня и окликнул Джума-доктор:

— Оказывается, ты живой?! Почему же в таком случае забыл о моем доме, дорогой? А?

Я воткнул лопату, поздоровался, предложил крепкого чаю.

— Если ты не помнишь о моем существовании, Мерген, как я могу пить с тобой чай? — засмеялся Джума. — Раньше ты чаще навещал мой дом, а теперь, может, матушка никуда не отпускает, бережет?!

С улыбкой он поглядел на маму, она сидела на топчане возле дома.

— Уж ты придумаешь, доктор! — рассмеялась мама. — Сам-то отчего не приходил?

— Ох! — вздохнул Джума. — Нам не до гостеваний: много работы. Меня могут и ночью поднять, позвать в больницу.

— То-то вижу, что ты оброс щетиной, — улыбнулся я. — Неужели побриться некогда?

— Время бы нашлось, да электрическая бритва испортилась. Вот и хожу еж ежом… Кстати, дорогой, не поскупился бы, дал мне свою бритву! А вечерком я верну… Будь другом!

В общем, забрал электробритву и ушел, даже от чая отказался: некогда, мол!

Закончив работу, я поставил на стол чайник с заваренным зеленым чаем и положил чертежи растворомешалки.

Но поработать не удалось: мама попросила после обеда сходить, как она выразилась, в "большой магазин".

— Ты, сынок, всё занят и занят, а дома сидишь с книгами да бумагами, я уж не решаюсь и говорить, боюсь помешать… А купить надо бы немало того-сего…

— Да что ты, право, мама! Скажи, все принесу. Время найдется…

— Вот и хорошо, сынок. Спасибо.

Темнело, когда возвращался из магазина с покупками. И все же сразу заметил, что навстречу, весело болтая, занятые друг другом, идут Марал с Будулаем. Не знаю, видели меня или нет… Я-то постарался пройти стороной и побыстрее…

Утром собрался побриться и вспомнил, что Джума, конечно, подвел: не вернул бритву. Вспомнилась и его колючая щетина; испугался, что сделаюсь таким же, и решил сбегать к нему домой, пока мама стряпает завтрак.

Поднялся на веранду, постучался — не отвечают. Вошел внутрь. Слышу, в комнате гремит оркестр: значит, Джума включил радио и стучаться бессмысленно, все равно не услышит! Открыл дверь и переступил порог со словами:

— Что ж подводишь, Джу… — И окаменел.

Я увидел золотое сияние зубов: бывшая моя жена, в одном белье, растрепанная, смотрела на дверь. Посреди комнаты стояла на клеенке недопитая бутылка водки, лежали баранина в инее застывшего жира и пряная зелень, а на постели возвышался поросший волосами, точно обезьяна, Аллаяр Широв. Тьфу!

Он что-то крикнул мне вдогонку. Но я не расслышал: сбежал с лестницы и пошел прочь, отплевываясь и бормоча: "Ага, так вот отчего ты уговаривал вернуться к жене, подлец! Вот отчего плакал, свинья, что Батырчик не видит отца!"

Торопливо иду по главной и единственной улице поселка, перешагивая через разбросанные газовые трубы, и вижу: у моего дома стоит машина Кандымова. Что-то случилось! Вот и шофер заметил меня, высунулся и машет рукой: скорее, скорее! Подбегаю, а он кричит навстречу:

— Побыстрей, Мерген, на вертолет! На пятьдесят пятой опасная авария! — И поехал дальше, не удалось даже расспросить…

Вбежал в комнату, натянул рабочую одежду, обнял маму и коротко сказал об аварии. Уходя, слышал мамины причитания:

— О всемогущий аллах, смилуйся и пощади!

На вертолетной площадке ждали готовые подняться три вертолета. В кабине среди одиннадцати пассажиров не увидел ни одного знакомого лица. Но все уже знали про аварию и говорили о происшествии на пятьдесят пятой.

— Кандымов уже там! — услышал я.

— Фонтан, сказывали, ударил, когда до заданной глубины осталось метров двадцать…

— Ох, не вспыхнул бы! Теперь одна искра — и пламя до неба!