Светлана Гырылова - Босая в зеркале. Помилуйте посмертно! [Роман-дилогия]

Там в благостном ясном небе мои степные орлы взлетают выше вертолетов, споря духом с железными стрекозами.

Орел и орлица сажают птенцов на спины, поднимаются к солнцу на вершину самой рискованной выси над всеми животрепещущими крыльями и кувыркаются — кидая орлят — затем падают камнями, ловя их на лету! Так орлята парят, кружатся в привольной коронной вышине, в гибельном восторге учатся летать.

Вот что высшее благо! И если в мире осталось Богополье — оно там, где могучие корни гордых орлов.

Эх, орел-баба, пора домой лететь!

С

Т

Р

Е

Л

О

Ю

Письмо 77

написанное 7 октября 1988 года,

в пятницу на рассвете

(Здесь с жалобным писком сломалось золотое перо Мелентия Мелеки, и оборвалось его последнее письмо, написанное кровью сердца.)

Так «на воле» Мелентий получил первый инфаркт от свободы и выбора.

Вместо волшебного эпилога оставляю с молитвою моего героя в надежных руках любящих его родных — матери, жены Стеллы, сестры, братьев и милых дочерей.

Я не хочу опережать судьбу грешника-страдальца во времени, забегая вперед ради удачного и счастливого конца романа.

Да и что я могу предсказать о чужой судьбине, когда своя судьба высшая тайна и загадка…

Последний эпилог

Между двумя чудовищными землетрясениями 1988 и 1989 годов Алтан Гэрэл получила телеграмму из неизвестного городка Боровска:

ПРИЕДУ ВСТРЕЧАТЬ СТАРЫЙ НОВЫЙ ГОД И ДЕНЬ ТВОЕГО РОЖДЕНИЯ

МЕЛЕНТИЙ МЕЛЕКА

Взволнованная Алтан Гэрэл напрасно искала Боровск на карте Украины, Урала и Коми — республики бесконвойников…

Тогда она в новенькой синей шерстяной юбке в красно-белую полоску, застегивающейся на запах и гордою этикеткою на правом бедре ТАЛЛИН-80, сшитой к Олимпиаде, ездила к Мелентию в зону.

Отбурлили, утекли восемь лет. Алтан Гэрэл хлопотала дома в той же, множество раз залатанной и подшитой, но поразительно прочной домашней юбке с покореженными шестью красными пуговицами, напоминавшими те самые кораллы ее детства…

Она вспомнила, как посадила два огромных, как тарелки, жирных пятна на шикарную юбку, таская в чем придется жареные хариусы Мелентию из гостиницы. Однажды, когда отчаянно сигналила присланная машина, Глеб Тягай завернул горячие хариусы в бумагу, Алтан Гэрэл в спешке сунула их в авоську, а в кабине положила харчи на колени, и весь жир хариусов вытек по дороге на сногсшибательную юбку.

А как вкусно шкварчали и шипели румяные жирные хариусы на сковороде, аж слюнки текли… Поди, ни в одном ресторане так не пеклись, так не старались для невесты уголовника, как «метрдотель» Глеб Тягай! Ах, как трещали и хрустели тогда хариусы!..

«Боже, в каком экстазе я жила тогда с Мелентием, если не замечала горячий жир, льющийся на колени? И в этой теперь насквозь задрипанной юбке встречаю его», — со странным удовлетворением думала она, ничуть не желая переодеваться.

За восемь лет жизни лились ливни с градом, кислотные дожди, ядопады, лилось и капало многое на добропрочную материю, все, кроме птичьего молока…

На олимпийской юбке Алтан Гэрэл зашила красными вышивками-крапинками сорок девять дыр! Эта юбка словно знамя ее человеческой и женской жизни за гнетущие годы, и она подыскала полированное древко сломавшейся швабры…

И когда душа ее более всего терялась в гнетущих догадках о судьбе Мелентия, вдруг раздался оглушительный, ржавый, бьющий током по обнаженным нервам, идиотский, чудовищный звонок, который Алтан Гэрэл собиралась заменить на более благородный уже пять лет… Она соскочила, как ошпаренная.

— Ме-ле-ка! — раздался глухой голос за тонкою, необитою дверью без глазка.

Она распахнула бедную дверь и увидела Мелентия в пышной снежномеховой шапке, надвинутой по самые темно-серые глаза в синих кругах.

Они с изумлением смотрели друг на друга в упор.

— Я проездом, с курсов, — едва начал Мелентий, колени у него подгибались, и весь он дрожал какою-то нервно-морозною дрожью, скидывая дерматиновый полушубок цвета повышенной мрачности.

Алтан Гэрэл, схватив подушку, мигом залезла на стул в прихожей, и придавив подушкою ненавистный звонок, несколько раз с размаху стукнула по нему, и спрыгнула со стула.

— Конец мерзавцу! — обрадовалась она, с силою давя на мертвую кнопку, словно топча голову изверга.

Потом они ели яичницу прямо со сковороды, запивая сухим кислым вином «Плай» вместо чая, который смертельно надоел Мелентию за срок.

Природная мужская красота, настоянная одиннадцатилетнею выдержкою в жестокой аскетичной среде, сделала Мелеку такой значительной личностью, что Алтан Гэрэл после восьми лет с той первой встречи в зоне видела совершенно другого мужчину с волнистыми волосами, крашенными хною, незнакомца тридцати пяти лет, будто перелицованного с головы до ног.

Она даже нагнулась к нему, чтобы разглядеть шрам на его носу.

— Я его тогда аккуратненько заклеил, — смущенно отвечал он, и она едва заметила тонкую, прямую ювелирную черточку на носу.

— Не ожидала тебя из какого-то Боровска…

— Из Калуги на электричке. В Боровске учился на курсах во Всесоюзном институте повышения квалификации лесного хозяйства. Работаю помощником лесничего в Чикшине. Зарплата всего сто двадцать пять рублей. Живу один… С Петровною расстался навсегда, обозвал лоханкою с зелеными мухами.