Евгений Белянкин - Танец любви

Младший женился еще студентом. Старший оставался холостяком.

Когда Димка приходил раньше, он невольно обращал внимание на то, что кровать в комнате старшего даже кое-где покрылась паутиной. Ясно, что он в ней не спал. Спальню же женатых от него старались закрывать, но он как-то случайно увидел в ней большую тахту, прикрытую цветастым покрывалом. «Не вместе ли они спят?» — подумал он: уж очень все подозрительно…

Однажды, придя в гости, он увидел на коленях старшего жену младшего. Димка оторопел: «Она еще и ласкает его…»

Старший заметил недоуменный взгляд Димки, улыбнулся. Но когда остались одни, весело сказал:

— Понимаешь, Димон, у нас здесь изменения. Мой брат развелся, а я женился…

Димка не стал спрашивать — почему? Но с языка все же слетело:

— Но продолжаете спать вместе?

Старший не удивился вопросу. Пожав плечами, усмехнулся.

— Запомни, Димон, что мы близнецы. А близнецы неделимы не только в армии, но даже и в сексе…

Потом Димка нашел в газете статью, в которой смачно рассказывалось о чем-то подобном…

Почему же мы с Глебом хуже? Мы, пожалуй, родные, самые близкие. Я не могу без Глеба, но я не могу и без Маши…

Димку мучили несбыточные мечты. Они и оказались несбыточными. Теперь Глеб женится на Маше. Его, Димку, просто обошли. Отбросив, как ненужную собачонку… Так все глупо!

День свадьбы приближался. На следующее воскресенье уже намечалась регистрация брака. И это приближение бесило Димку…

Как-то Глеб, положив руку на его плечо, мягко и даже, пожалуй, заискивающе сказал:

— Не дуйся. Ничего уже назад не вернешь. Маша, да и я хочу, чтоб ты был нашим свидетелем.

— Я?!

— А кто же? Или ты не друг?

Димка порозовел. С ним в одно мгновение что-то произошло. Вероятно, где-то в глубине души он к этому уже готовился. Значит, переболел…

— Ладно, — сказал он весьма доброжелательно, совсем не так, как раньше.

— Ну, вот видишь, — вдруг обрадовался Глеб и обнял Димку. — Ну пойми, разве мы тебя бросим…

— Я женюсь на самой страшной крокодилище, — съязвил Димка. — Но ты все равно у меня будешь свидетелем…

— Согласен, — твердо сказал Глеб.

Димку действительно словно подменили. В загсе он был веселым, разбитным парнем.

Сергей Карсавин, даже усомнившись в его веселости, шепнул приятелям:

— Такая веселость к добру не приведет.

Но Димка и на свадьбе был развязным, словно подпил. Громче всех кричал: «Горько!», громче всех смеялся и так балагурил, что заслужил похвалу взрослых.

— Хороший мальчишка! Весельчак!

Димка сидел рядом с невестой и как верный паж охранял ее от назойливых гостей, и лишь к концу застолья он вдруг посерьезнел, достал бутылку шампанского и предложил выпить за них, троих.

Маша тут же согласилась, да и Глеб не отказался.

Димка сказал тост:

— Выпьем за то… чтобы всегда, даже в ненастье, быть вместе. Иначе, какие мы суворовцы!

Они чокнулись и поцеловались.

В страшную ночную темь на заставе появился Раджаб. Ахметзянова еще вчера увезли с коликами в отрядную санчасть, и Глеб Сухомлинов, оставшийся один на один с прапорщиком Зиновием Буткиным, теперь подменял и начальника заставы, и его первого зама.

Раджаб был сильно озадачен, говорил много и быстро, путая русские слова с таджикскими. Лейтенант несколько раз останавливал его, плохо понимая доброжелателя. Наконец, пришлось позвать прапорщика Буткина. Сутуловатый, с водянистыми нагловатыми глазами, прапорщик был здесь старослужащим и в таджикском говоре кое-что «петрил».

Вдвоем они разобрались в донесении Раджаба. По его словам, сегодня утром моджахеды нападут на соседнюю заставу, а там уж жди с реки Пяндж непрошеных гостей и сюда…

— Махмуд так и сказал: «Намозолила глаза застава, будем ей «секир башка»…

Сухомлинов уже знал, что Махмуд в этом районе не только глава банды. Его люди связаны с оппозицией и афганскими моджахедами.

Раджаб, показав рукой на проблески в окне, заметил:

— С нами Аллах! Он не позволит Махмуду самовольничать…

И он крепко по очереди пожал руку лейтенанту и прапорщику. Потом вышел на крыльцо. Посмотрел на восток и быстро скрылся в еще не растаявшей темноте в направлении гор.

— Что будем делать? — нахмурившись, спросил Глеб прапорщика Буткина. — Как всегда, автоматы в руки?

— Как всегда, автоматы в руки. Так что принимай решение, лейтенант.

Сухомлинов усмехнулся: прапорщик в силу своего возраста был заносчив. Как старослужащий, «отпахавший» на заставе немало лет, он должен бы давно стать старшим прапорщиком… но не повезло. Попался Зиновий на пьянке с солдатами — до сих пор начальник отряда простить ему этого не может.

Запищал полевой телефон, и Глеб взял трубку.

— Это ты, Ахметзянов?

— Никак нет, товарищ полковник… Лейтенант Сухомлинов.

— А где старший лейтенант?

— Отправили в санчасть. У него колики.

Глеб понял, что Ахметзянову присвоили «старшего», и порадовался этому…

— Что у вас там? — пробасил полковник.

Сухомлинов объяснил в чем дело.

— Я так и думал, — сказал полковник. — Вот что, давай, только не робей. Как говорится, не впервой…

Простота в общении нравилась Сухомлинову. С полковником Захаровым он встречался всего два раза: один раз он был на заставе, а другой — случайно, на дороге, когда Глеб сопровождал груз в отряд. Моложавый, с открытым добродушным лицом, полковник остановил машины.

— Вот что, Сухомлинов, от бэтээра не отрывайся. У кишлака Колот, сам знаешь, боевики отряда самообороны. Они любят побаловаться. Постоянно грабят машины. Не брезгуют и пограничниками.

Поговорив с полковником и получив дополнительные распоряжения, лейтенант Сухомлинов сказал прапорщику:

— Ты возьмешь на себя реку Пяндж. Я, пожалуй, останусь на Соколиной горе. Там кто в «секрете»?

— Босых и Подолян, — коротко бросил старшина заставы.

На Соколиной горе хмурилось. Темные свинцовые тучи, казалось, вот-вот заденут за вершину. Но пограничникам отсюда хорошо видны голые склоны и даже едва заметные тропы с афганской стороны. Река Пяндж, огибающая гору, тоже была под отличным присмотром.

Лейтенант Сухомлинов взял у сержанта Босых бинокль. Маленькие фигурки двигались в направлении соседней заставы — как раз к капитану Матюшенко.

Глеб невольно вспомнил последний разговор с капитаном, когда они встретились на стыке застав. Матюшенко, загорелый, мордастый, похлопал его по плечу.

— Когда вернешься?

— Как прикажет начальство.

Завязался короткий разговор.

— На Памире много странного, — заметил капитан. — Отряды местной самообороны хоть и не в открытую, но все же войну ведут против нас. Вот и разберись здесь — кто за, а кто — против.