Евгений Белянкин - Танец любви

В суворовские годы дружба с компанией девчонок была похожа на баловство, теперь же — что-то иное.

После женитьбы Сухомлинова, в «Обществе холостяков» ребята клятвенно обещали не жениться.

Общество незаметно родилось в противовес стремящимся под венец. Заправилой в нем пока стал Карсавин, который объявил Сухомлинова первым предателем их крепкой компании. И потому тот должен быть наказан…

Потом все решили, что он уже наказан… женитьбой!

У Регины неожиданно перевели из Москвы родителей. Вскоре уехала и она. Но перед отъездом у нее с Саней произошла размолвка. Как-то в каникулы Вербицкий сидел дома у Карсавина и жаловался на Регину:

— Она — дешевка. Понимаешь, дешевка!

Речь шла о тусовке в кафе, где, как показалось Сане, всякий мог лапать подвыпившую Регину и где она не пошла танцевать с ним, обозвав его «безмозглым ревнивцем».

Карсавин травил душу поддакиванием.

— Господи, девок навалом. Неужели все сошлось на Регине.

Но Саня попросил разрешения позвонить в Липецк, где теперь жила Регина.

— Ради Бога, звони хоть во Владивосток!

Карсавин долго и внимательно слушал длинный, пространный разговор «влюбленных» и вдруг взмолился:

— Пожалей меня. Ты же наговорил на такую сумму… не расплатишься.

— Сейчас закругляюсь, — отмахивался Вербицкий и продолжал требовать, чтобы Регина немедленно приехала на его каникулы в Москву.

— Нет, что ни говори… а я кое-что уразумел. Ты, братец, безнадежно влюблен. И я тут умываю руки.

…Регина приехала в Москву. Два-три дня было все безоблачно, но потом пошли тучи… Разразилась гроза, и ударил гром: вдрызг разругавшись, наговорили друг другу гадостей, разошлись, чтобы никогда не встречаться.

Регина уехала, даже не зайдя к подругам. Саня ходил мрачный. Карсавин посмеивался:

— Значит, ты остаешься в «Обществе холостяков», так?

— Что сделаешь, если она дура!

Вербицкий жил беспечной курсантской жизнью и готовился к выпуску. Ходили с компанией на футбол, пили пиво и спорили о «металлистах», хотя «металл» Саню раздражал…

К пиву Саня пристрастился. Каждый раз — теперь было свободное увольнение — после самоподготовки шли в подвальчик. Шумно, разухабисто, в тесном, набитом людьми, зале. Пили немало, кружки по три, а то по четыре-пять… Много болтали чепухи, перемалывая курсовые сплетни.

Однажды их застал преподаватель тактики.

— Для будущего приличного офицера нетактично находиться в этой забегаловке, — пошутил он.

— А здесь, между прочим, товарищ подполковник, своя тактика — тактика познания жизни, — многозначительно заметил Вербицкий.

— Резонно, — согласился подполковник. — Но не надо учиться выкручиваться.

В субботу, после смотра, «Общество холостяков» собралось пить пиво. Но тут неожиданно Вербицкого вызвали на КПП. Саня думал, что пришла сестра.

Каково же было его удивление, когда в комнате встреч он увидел бледноватую Регину с отцом.

Плотный, плечистый, отец Регины приобнял Саню.

— А мы к тебе.

Вербицкий, конечно, не знал, что произошло до этого. Оказывается, приехав в Липецк, Регина занемогла. Поначалу родители как-то не обращали на это внимание, а затем увидели, что их дочка стала на глазах таять, как горящая свеча, — по-народному, сохнуть. Недаром говорят, что любовь зла…

Отец как-то выругался и сказал матери:

— Глупая девка! Да что поделаешь — надо спасать, иначе в щепку превратится. Тогда что делать! От любви, как известно, лекарства нет, кроме как сама любовь…

Он посадил девчонку в «Волгу» и помчался в Москву. Видимо, нервничал, гнал машину. Вот и получил «дырку» — чуть не лишился прав.

Приехали в Москву и сразу на факультет. Отец Регины — мужик хваткий. Долго рассусоливать не стал.

— Так вот, мы к тебе… Тебе нравится Регина?

Саня смутился.

— Как сказать? Так себе…

— А тебе, Регина, как Саша Вербицкий?

— Никак. Он, папа, подлый человек. Я его ненавижу.

— А ты, Саня?

Саня покраснел.

— А я ее терпеть не могу. Тоже… красотка! Одним словом, ненавижу!

— Ну вот и хорошо, — улыбаясь, заметил отец. — Ты, Саша, женишься на ней?

— Когда?

— Хоть завтра!

— Женюсь, — выдавил Саня, сам не ожидая этого, помимо своей воли.

— А ты, Регина, — обратился отец к дочери, — ты выйдешь за него замуж?

— Выйду.

— А говорят, что земля не вертится, — засмеялся отец. — Прав Галилей… Все-таки она вертится…

Женитьбу состряпали в несколько дней. Не успел Саня Вербицкий опомниться, как отец Регины провернул все так ловко и так хитро, причем на самом высоком уровне, что Вербицкий очнулся лишь тогда, когда был уже мужем Регины.

Маша приняла Регину, и та жила у них. Начался медовый месяц…

Карсавин ухмылялся:

— Еще по телефонному разговору понял — ведь женится, подлец, — и никаких гвоздей! Вот они — наши кадры! Предают не за копейку!

Но «Общество холостяков» существовало, и Карсавин, как наиболее устойчивый, резюмировал:

— В Отечественную и не такое было — выдюжили, и мы, верные холостяки, выдюжим…

После выпуска на банкете Регина сидела рядом с мужем и шептала ему сладкие слова. Саня млел и осовелыми глазами бегал по сторонам: девчонок было навалом, одна краше другой, но совесть ему не позволяла… Недаром говорят: женился — изменился! И это Саня Вербицкий, первый ловелас на курсе!

Дома в постели, когда утихли родители, Саня, лаская жену, сказал ей:

— Я сегодня выдержал огромное испытание.

— Видела твое лицо, — огорченно заметила она. — Это была настоящая трагедия!

— Может быть, и не трагедия, но тяжело!

— Ничего, привыкнешь… Даже от курева отучаются!

И она жадно притянула его к себе.

Вербицкий должен был ехать в миротворческие части. Карсавин увязался с ним.

Приехали они в район, где пересекалась граница с Грузией, к обеду. С гор шли землистые облака. Сразу спала жара, и стало сумрачно.

Возле одного шлагбаума, что на дороге в Грузию, стояли абхазские солдаты. Вербицкий спросил о миротворцах.

— В том доме, — показал длинный, худой солдат. — Там их офицер.

В доме за столом сидел низкорослый лейтенант в камуфляже и читал книгу. Он приподнял голову — и странно уставился на вошедших.

Карсавин оскалился.

— Что, не узнаешь?

Костя Шариков мог бы узнать Карсавина с завязанными глазами только по голосу — зычному и напористому.

— Ну что, миротворец, здесь делаешь?

— Умиротворяю, — усмехнулся Шариков и отложил в сторону книгу.

Загорелый, с обветренным лицом и облупленным носом, лейтенант Шариков был похож на облезлую собачонку. Шариков и здесь оставался неряшливым. Это сразу заметил Вербицкий: его образ достоин журналистского пера.

Они вышли на улицу. Шариков, еще не отошедший от неожиданной встречи, постепенно стал приходить в себя — осмелел.