Евгений Белянкин - Танец любви

— Должно же что-то произойти…

Вошел Юсуф и, наклонившись к уху Махмуда, что-то прошептал ему. Махмуд вскочил и даже немного побледнел.

Но в дверях уже стоял Мурад.

— Меня, конечно, не ждали. Но Аллах милостив.

Махмуд взял себя в руки.

— Ну что ж, проходи. Садись, будешь гостем.

Мурад поджал губы.

— Спасибо на добром слове. Но незваный гость, как говорится, хуже татарина.

— Но раз пришел, садись, — с хитрой улыбкой сказал Махмуд. — Когда-то мы частенько сиживали за одним столом.

Мурад словно затаил дыхание. На лице проскользнула тень вежливости.

— Как сказал Аллах, забыть старое невозможно. Но забыть новое… Новое иногда бьет по сердцу.

Мурад так и не сел за стол. Он встал немного в сторонке, у стены, облокотившись плечом на дощатую перегородку.

— Извини, Махмуд, я заглянул между делом. Мне донесли, что у тебя намечался ужин с пограничным начальником заставы. Это правда? Или я обманулся? Мне, видимо, не повезло. А я сдуру, по молодости, приготовил грешные слова в твой адрес…

— Какие слова? — натянуто и хмуро полюбопытствовал Махмуд.

— За сколько серебреников тебя купили «зеленые»?

Сидевший Махмуд снова вскочил, горячо выкинув вперед узловатые руки. Немигающим взглядом он вперился в Мурада.

— Так может сказать только собака!

Мурад, пожалуй, ждал чего-то подобного. Он страдальчески сощурился.

— Ты сжег мой завод… Твои агенты передают на заставу сведения о переходе границы моими людьми. На тебе кровь моих боевиков.

Махмуд вскипел, его рука было протянулась к пистолету… Но тут же опомнился. Сдержанно, прохладно ответил:

— Когда мы спали с тобою под одной шинелью, ели из одного котелка, я думал, что взращиваю друга, а оказывается — змею. Прощай, Мурад. Надеюсь, что больше мы с тобою не встретимся.

— Возможно, — пересохшими губами заметил Мурад и быстрыми шагами вышел на улицу. Окруженный охраной, он шел по ущелью, не оглядываясь. Люди Махмуда, затаившись, не получив никакого приказа от босса, не знали, как поступить в неожиданно сложившейся для них ситуации.

Мурад шел твердым шагом, иногда бросая короткие реплики Кариму.

Тот, не выражая эмоций, молча следовал за ним. Остальная охрана немного отстала, как бы прикрывая Мурада от нападения.

Но люди Махмуда не предпринимали никаких действий — словно глухие и немые, они долгим взглядом провожали Мурада…

Карим неожиданно приотстал от босса, может быть, на два-три шага… В его руке на мгновение оказался «Вальтер». Раздались подряд два коротких выстрела. Они были настолько точными, что Мурад, судорожно вздрогнув, завалился вперед, распластавшись на тропе.

Пули, видимо, попали прямо в сердце.

Охрана Мурада тоже повела себя странно. Несколько человек быстро разоружили остальных: те, собственно, не сопротивлялись. Они стояли словно восковые — со странно послушными лицами.

Они сидели в отдельном кабинете частного ресторанчика. На столе дымился плов. Полковник поднял стаканчик с водкой.

— Ты еще очень молод, Антон. Но из тебя бьет энергия, активность, которой так не хватает многим нашим молодым офицерам. Я хочу выпить за твое умение жить…

— Спасибо, товарищ полковник. Только если б я умел жить, то сюда не попал бы… Но пью с удовольствием за вас, товарищ полковник… Вы очень хороший и добрый человек. — Антон Муравьев выпил свой стаканчик и, радушно поглядывая на полковника, стал аппетитно есть.

— Нет, Антон, ты не прав. Ты теперь обстрелянный воробей. Таджикистан, конечно, восточная провинция, а для тебя она — добротная площадка для большой карьеры. Возможно, ты пригоден и для генеральской…

Полковник, довольный, заулыбался.

Антону льстили слова человека, протеже которого он становился.

— Я очень дорожу вашей поддержкой, товарищ полковник…

— Ну какая поддержка? — засмеялся тот. — Ты у нас суворовец, а суворовцам дорога открыта всегда. На то они и кадеты!

— Я хотел бы поднять еще тост за вас, товарищ полковник, — вдруг сказал Антон.

— Можно и за меня, — полковник добродушно усмехнулся. — Да, вспомнил… Ты как-то жаловался на друзей-товарищей, которые тянут в дружеское болото. Здесь я понимаю тебя. Нет, ты не индивидуалист. Молодым офицером я тоже не был индивидуалистом. Иначе не вырос бы до полковника… Но серой мышкой, зависимой от компаний, я тоже не был. Легко можно усредниться. Среда однокашников, их привычки, когда думают, как все, поступают, как все, даже водку пьют и чмокают, как все… Нет, от этого меня, честно скажу, тошнило! Не преодолев этого, невозможно стать самостоятельным. Старая проблема! Начинается с гнездовья. А пока не преодолеешь биомагнитное притяжение родителей, настоящей жизни не будет. Настоящая жизнь начинается лишь тогда, когда на ногах нет пут… Это, Антон, не моя философия, это философия жизни!

— Я пью за вас, товарищ полковник…

— За меня, так за меня.

Антон лихо опрокинул стаканчик, хотя водка пошла плохо.

— Я хочу, чтобы вы, товарищ полковник, стали моим учителем в этой трудной жизни. Буду всю жизнь благодарен…

— Между прочим, учитель жизни — это гуру, по-нашему, наставник, дорогой Антон! А в наше время наставник стоит дорого!

— Я готов заплатить, товарищ полковник, любую цену… Все, что я могу.

— За ценой не постоим, — засмеялся полковник, вспомнив слова из популярной песни. — А что ты ко мне привязался, полковник да полковник. Зови, друг, по-свойски, Кузьма Петрович…

Антону не хотелось покидать дивизию, оставляя после себя неприятный след. Он несколько раз был у подполковника Абросимова, пытаясь как-то задобрить его. Подполковник был вежлив, корректен, но на какие-либо сближения не шел.

Не помогли и влияния со стороны. Абросимов был неприступен, как хорошо защищенная крепость.

«Ну и Бог с ним! — как-то сказал себе Муравьев. — Мне главное выбраться из этой ямы. А там уж, в округе, мы что-нибудь придумаем. А сейчас навряд ли подполковник способен мне помешать».

Правда, иногда Антона волновали складывающиеся отношения с ребятами. Братья Парамоновы, да и Пашка Скобелев старались по возможности его обходить. Это мучило Муравьева. Скорее всего, он боялся что что-то может дойти до других ребят-суворовцев. Черт знает, что могут накатать в письмах эти два выродка. «Выродками» он называл братьев.

А с другой стороны… Хватит быть мальчишкой!

Верно говорил Кузьма Петрович. Пока не преодолеешь гнездовье… А суворовская братва — это гнездовье, и нравы его необходимо преодолеть. Антон Муравьев, как никогда, завидовал Карсавину. Тому никогда не приходилось выдавливать из себя раба.

Антон слышал, как «шагнул» Карсавин. Высота приличная. Для элитного парня, конечно! Но Антон тоже не пальцем делан… Слова полковника въелись в сознание: «Возможно, ты пригоден и для генеральской…»