Евгений Белянкин - Танец любви

— А что, — сказала она, — это разумно!

Решили — и баста! За ними увязался Мишка Горлов. Потом Макар Лоза. Компания нормальная. И вскоре объявили, что намечается зимний выезд «Общества холостяков» на природу.

Анфиса была в истерике. У нее свои планы на Карсавина — путевка в пансионат, которую обещал достать отец. Там что, лыж нету?

Карсавин хитрец — смотрел на нее жалким, растерянным взглядом. Он говорил о том, что с детства его тошнило от пансионатов, куда всегда его затаскивала мать.

У Анфисы от обиды зарябило в глазах. Она плюнула и неделю безвылазно сидела дома.

А ребята укатили в горы.

Карсавин легко забыл об Анфисе и жил только горами. Уже с утра, они, положив на плечи лыжи, Торопились к подъемнику. Кругом — красивые в снежном одеянии Карпаты. И когда несешься вниз, не сбавляя скорости, в мыслях застревало лишь одно — как бы не потерять равновесие и не упасть.

В Карпатах ловили мгновения острых ощущений. Мадам Софья часто сползала вниз на попе, что вызывало дружный хохот. Потом в гостинице за бутылкой легкого вина Софья становилась героем анекдотических воспоминаний.

Вернулись из Карпат вечером. И прямо с Киевского вокзала почему-то потащились в ночной клуб.

Мишка Горлов млел от стриптиза, а мадам Софья непременно хотела увидеть своих кумиров — модную группу.

Карсавину было все равно. Только бы Анфису не видеть…

Но Анфиса почему-то думала по-другому. Все эти дни ждала Карсавина, чтобы сделать ему выговор за его «садистические» наклонности. Бросить ее одну на маму и на папу — это садизм!

Анфиса весь вечер звонила Карсавину. Монотонно шипел автоответчик: «Не беспокойтесь. Я жив, здоров. Уехал в Карпаты кататься на горных лыжах. Все, что мне интересно, продиктуйте после сигнала…»

Анфисе все это осточертело.

Как-то Глеб Сухомлинов возвращался из отряда, куда ездил навестить Ахметзянова, и встретил по пути Бибу. Она подняла руку, и лейтенант приказал водителю остановить машину.

— Подкинуть? — игриво спросил офицер.

— Заранее спасибо, — сказала Биба, кокетливо поглядывая на Глеба. — Давно не были в чайхане, товарищ капитан… А зря. Биба еще в соку. Она вам понравилась бы…

Сухомлинов нарочито вздохнул.

— Я теперь человек женатый.

Биба засмеялась и положила руку на плечо лейтенанта. Глеб почувствовал, как внутренняя дрожь пробежала по нему. Он осторожно снял руку. Как ни в чем не бывало, Биба сказала:

— Мужчине нужно разнообразие, иначе он стареет.

— Не знаю. Еще не старел. Да и до этого ли служивому человеку?

— До этого, — хитровато захихикала Биба.

Машина остановилась, и она козочкой выпрыгнула на дорогу.

— Я жду вас в чайхане.

Водитель проводил ее жадным взглядом.

— Шикарная азиатка!

Сухомлинов сделал вид, что он ничего не слышал.

На заставе в канцелярии, ожидая его, сидел Раджаб. Сухомлинов удивился, что Раджаб, пренебрегая осторожностью, появился днем, перед самым обедом.

— Мне теперь нечего прятаться, — заявил он. — Сам Махмуд приказал, чтобы я ходил на заставу.

— Как это понять «сам»?

Раджаб засмеялся:

— Агент Махмуда должен как можно больше вынюхивать на заставе.

И он рассказал о своей встрече с Юсуфом.

— Юсуф теперь выслуживается. Мурадовский Карим у Махмуда в начальниках. Юсуф боится его, как огня, и хочет больше знать о заставе. А ты Бибу бойся, она с виду привлекательная, а внутри — одна грязь… А мне терять нечего — или пан, или пропал…

Сухомлинов задумался. Было ясно, что Махмуд сумел прибрать к рукам всех мурадовских боевиков. Конечно, Раджаб прав. Напав на заставу, Махмуд наверняка сможет создать на границе необходимый коридор. Два-три часа достаточно, чтобы организовать переброску контрабанды.

Пришел прапорщик. Зиновий Буткин не удивился сложившейся обстановке.

— Этого и надо было ожидать.

Сухомлинов позвонил в отряд начальнику штаба. Полковник Захаров успокоил его, пообещав спецгруппу.

Вскоре на заставу прибыл бронетранспортер. Нападение боевиков ожидали к вечеру, как только стемнеет. Сухомлинов нервничал. Нервничали и солдаты. Хуже всего, когда знаешь и ждешь…

Но прошел вечер, и наступила ночь. Посты и секреты передавали, что вдоль реки Пяндж тихо, в горах тоже тихо.

Может быть, Раджабу хитро подсунули «дезу»? Раньше с ним такого не случалось…

Боевики напали на рассвете, и сразу с трех сторон. Тут же с постов пошли донесения: на границе оживление, видимо, банда Махмуда готовит прорыв.

Бой шел полчаса. Боевики захватить заставу особо и не пытались. Пожалуй, это действительно был отвлекающий маневр.

Поняв, что застава способна устоять, они очень быстро отступили. Но границу в некоторых местах прорвали.

Ни Раджаб, ни тем более лейтенант Сухомлинов, конечно, многого не знали. Махмуд эту операцию посчитал неудачной, плохо подготовленной, и потому дал «отбой». Он еще был недоволен тем, что были раненые и даже убитые. Вызвал Юсуфа и при Кариме крикливо отчитал его.

Карим это принял и на свой счет. Зачем ему ругать Юсуфа при нем? Не сталкивает ли их хозяин? Но он делал смиренный вид, словно его это и не касалось.

Потом догнал Юсуфа.

— Надо торопиться с начальником заставы. Время быстротечно, Юсуф. Завтра, глядишь, многое изменится.

Юсуф виновато слушал его.

— Будем стараться. Взять лейтенанта не так просто. Но поверь, Карим…

На заставе дали «отбой». В комнате отдыха Серафим Подолян играл на гитаре. Его окружили солдаты, и прапорщик с перевязанной рукой (так, мимоходом царапнуло) поражался музыкальным способностям Серафима. Вообще-то, пришел он за тем, чтобы забрать Подоляна на работу, но, слушая гитару, почему-то забыл о своем намерении.

Антон Муравьев чувствовал себя неважно. Как-то, посмотрев в зеркало, он удивился: на него смотрело осунувшееся, недовольное собой лицо, словно встал он с больничной койки.

Антон подумал, что все в этой жизни дается не просто так. Через все надо пройти и даже через что-то перешагнуть… Возможно, он часто делал не так… Но разве все делают как-то по-другому?

До отъезда из дивизии оставалось всего каких-то два дня, когда вдруг командир батальона решил послать его на боевой выход.

Что-то в сердце екнуло. Почему эта доля выпала именно ему? Когда, собственно, уже пришел приказ…

Но командир батальона особо не размышлял над тем, что так волновало Антона.

— Понимаешь, из свободных офицеров только ты.

«Из свободных офицеров только ты… Конечно, только он… Какая-то фатальность!»

Антон Муравьев не был трусом. Он свободно участвовал в боях с моджахедами… Но это тогда, а не сейчас, когда уже приказ…

И дело здесь не в командире батальона, которому надо заткнуть дыру: «Из свободных офицеров только ты…»