Евгений Белянкин - Танец любви

— Почему ты меня не ждала как мужа. Почему не расстелена постель и ты одета, как будто собралась от меня бежать…

Здоровенный Магомед одним ударом свалил девчонку на постель…

— А ну быстро расстели, как я приказал… Я тебя научу жить по нашим законам.

У Назирет из нижней губы сочилась кровь. Не обращая внимания на боль, она стала выполнять приказания Магомеда. Но план в мозгу уже созрел… Пока Магомед отсутствовал, она наткнулась в спальне на кинжал: он висел за ковром и, видимо, принадлежал хозяевам. Назирет быстро перепрятала его под матрацем. И теперь ждала только случая. Магомед, видя, как послушно повела себя Назирет, даже успокоился и, повернувшись к ней спиной, стал раздеваться…

Этого оказалось достаточно для прыткой козочки Назирет. Она выхватила кинжал и вонзила его между лопатками Магомеда. Тот вскрикнул от неожиданной резкой боли…

Магомед корчился на полу. Не испугавшись крови, Назирет вытащила кинжал и вонзила его еще раз…

— Ты мне не муж, — сказала Назирет умирающему Магомеду. — Ты просто шакал.

Она сумела открыть створку окна и выпрыгнула в сад, пока приятели Магомеда, перейдя из зала на кухню, продолжали пировать…

Ризван не успел подоспеть к развязке. В доме его встретили радостно, как старого кунака.

— Я выполняю распоряжение Махмуда, — жестко заметил Ризван и не притронулся к вину и закуске. — Где Назирет? Я должен немедленно доставить ее Махмуду.

Гости растерялись. Кто-то сказал:

— Приказ Махмуда — закон. Махмуда никто не посмеет ослушаться.

— Так где же Назирет?

— Она в спальне с Магомедом. У него с ней брачная ночь.

Ризван криво усмехнулся.

— Все за мной, — строго сказал он. — Будете свидетелями.

Ризван бросился через зал в спальню. И остолбенел: Магомед лежал на ковре, вытянув свои большие и неуклюжие ноги. На безжизненном лице застыли недоумение и горечь.

Пашка Скобелев сказал Парамоновым, что он хочет повидаться с четой Сухомлиновых и потому поехал на заставу. Тарасик тихонько толкнул брата:

— Не иначе, как Пашка собрался жениться.

Скобелев почесал затылок.

— Жениться — не напасть, как бы женатому не пропасть.

Парамоновы были правы. Скобелев, пожалуй, решил, что Маша да и Глеб посоветуют ему что-нибудь толковое: сам он во многом сомневался…

На заставе, увидев Пашку, Глеб Сухомлинов заметил:

— Когда жмешь в гости, предупреждай, а то ведь у меня даже простой бутылки пива нет.

Пашка жмурился от солнца.

— Знаю, на заставе сухой закон. — И вынул из пакета бутылку шампанского. — Специально, Глеб, для твоей супруги.

Глеб покрутил в руках бутылку.

— «Абрау-Дюрсо», — поразился он. — Ну ты, Пашка, мастак! Вот моя обрадуется…

Они сидели за столом, и Маша, до этого хлопотавшая на кухне, обрадованно тараторила:

— Паша, это первое застолье в моем доме. Вот она жизнь офицерской жены. Ей отпущено совсем немного: ждать и волноваться, когда его нет, волноваться и ждать, когда он здесь, но вот-вот прибежит вестовой…

Пашка оттопырил губу от удовольствия. У Сухомлиновых ему было хорошо.

— Думаю, что моей Кате это будет незнакомо: она — медсестра!

— Вот как?! — всплеснула руками Маша. — Так ты все же решил жениться?

За окном раздался взрыв. Задребезжали окна…

Все бросились на улицу. На заставе зафыркал динамик: «Застава, в ружье!»

На заставу одна за другой посыпались мины. Одна взорвалась посредине двора, распугав кур. Слава Богу, ни одного раненого.

Налет неожиданно стих. Обстреляли и успокоились. В канцелярии Ахметзянов докладывал в отряд начальнику штаба. Рядом стояли Сухомлинов и Скобелев.

Начальник штаба требовал подробностей. Он боялся, что боевики после небольшой артподготовки начнут осаждать заставу. Такое уже бывало…

Но моджахеды не появлялись, и оборона, которую вокруг заставы заняли пограничники, казалась напрасной…

На небе ползли небольшие тучки, но они вскоре рассеялись, и чистое, бледно-голубое небо радовало глаз, словно и не было недавнего обстрела.

Пашка Скобелев заторопился к себе в опергруппу, которая была недалеко, за соседним кишлаком. Маша поцеловала Пашку, что можно было воспринимать как поддержку Скобелева в его желании жениться…

Но Скобелев так быстро не добрался до своего подразделения. На дороге его остановил патрулирующий бронетранспортер. Офицер сказал Пашке, что он перехватил разговор моджахедов и что, наверное, сейчас под видом армейских машин они попытаются проскочить с контрабандой.

Пашка понял, что ехать дальше нельзя: «один в поле не воин». И он остался… Между прочим, ждать долго не пришлось: на змеевидной дороге появилось два грузовика с армейскими знаками на борту. Бронетранспортер остановил движение. Машины с трудом застопорили, и молодой прапорщик, выскочив из передней, стал кричать, чтобы патрули немедленно освободили им дорогу.

— Что везете? — простодушно спросил его патрульный офицер.

— Боеприпасы.

— Можно посмотреть?

— Пожалуйста.

Но не успел офицер сделать несколько шагов, как меткая пуля скосила его. С обеих сторон началась перестрелка. Боевики бросали гранаты, пытаясь подорвать бронетранспортер, откуда, в свою очередь, пулеметным огнем прижали их к земле.

Бой, впрочем, был коротким. Двое боевиков убито. У патрулей ранены офицер и солдат. Скобелев принял команду на себя, приказав осмотреть машины, которые теперь стояли со спущенными скатами.

К старшему лейтенанту подошел солдат и доложил, что в кузове одной машины какой-то связанный офицер…

Скобелев сам полез в кузов и неожиданно увидел за ящиками майора Субботина. Тот не обрадовался и смотрел на Скобелева затравленным волком.

Майора быстро развязали и поставили на ноги. На вопросы Скобелева он только пожимал плечами. Он и сам многого не понимал. Но в конце концов потихоньку разобрались. Оказывается, был он в компании с прапорщиком Магомедом. Здорово «нажрались».

Магомед оставил его выспаться, а сам поехал за «женой», которая, как он заявил, «майору понравится». Магомед не вернулся, и его дружки прихватили Субботина в заложники: пока не появится Магомед, они его не отпустят…

Скобелев иронически оглядел майора. Тот втянул голову в плечи. Ему было, видимо, не по себе: он страдальчески смотрел на старшего лейтенанта.

— Старшой, ты меня понимаешь. Может быть, все это останется между нами?

Пашка добродушно сощурился.

— Эх, майор, майор! Просто так твоя жизнь здесь не кончится…

Димка Разин привык к госпиталю. На последнем обходе главный врач похвалил его за мужество и терпение. Да и сам Разин как-то ожил: консилиум врачей решил его ногу не трогать — конечно, будет хромать, может быть, нога даже станет тоньше, но нога-то своя…