Евгений Белянкин - Танец любви

— Аллах свидетель, — сказал Юсуф, — ты пытался оговорить других дехкан, тем самым восстанавливал кишлак против Махмуда и его людей… Тебе горы этого не простят.

Сухомлинову все больше нравился Раджаб. И когда тот передал ему ряд сведений, при этом добавив, что все они ложные (их велел передать Юсуф) оба долго смеялись.

Перед уходом Раджаб сказал:

— На заставе я отдыхаю. Здесь люди, которые меня понимают.

Раджаб еще не знал, что ему уготовила судьба. Когда он появился дома, его ждали. На кухне сидел пьяненький Ризван.

— Я тебе давно говорил, чтобы ты не связывался с русскими. Пограничники до добра не доведут.

— Зря ты, Ризван, — сказал Раджаб, предчувствуя нехорошее. — Я ни за что не пошел бы, если б не послал Юсуф. Я не могу его ослушаться — я боюсь Юсуфа.

— Про Юсуфа молчу. Он — собака.

— А про что не молчишь?

— Тебя мне жалко. Предали тебя твои товарищи.

— Какие товарищи?

— Я, наверное, не должен тебе говорить этого. Ладно… Я уже все сказал. А теперь пошли за мной, Раджаб…

— А может, Ризван, ты не застал меня дома?

— Чего там, застал. Потому пойдем.

Раджаб скорбно пошел за Ризваном.

Сначала Раджаба держали в подвале. Затем его вывели на очную ставку с Худжой. Тот здорово похудел, осунулся, в глазах стоял лихорадочный блеск.

— Раджаб все врет, — упрямо твердил Худжа.

Раджаб робко оправдывался:

— О Худже я ничего не говорил.

Юсуф, сузив глаза, смотрел хищником.

— Сказать, кто из кишлака передавал сведения, пожалуй, трудно. Но то, что Худжа выбалтывал секреты направо и налево, — это ясно каждому… А мне, Юсуфу, тем более.

И он приказал увезти Худжу.

— Ты передал пограничникам? — строго спросил Раджаба Юсуф.

— Только то, что приказал ты, Юсуф.

— Ну и как?

— Они не поверили мне. Они сказали, что я вожу их за нос, поскольку в прошлый раз мои сведения не подтвердились… Из-за меня у них попал в засаду наряд…

— Почему же они тебя не арестовали?

— А какой от меня прок? Они не собираются ссориться с кишлаком.

Юсуф острым взглядом пронзил Раджаба. Тот съежился, чувствуя грозу, которая на него надвигалась…

— Я, думаю, мне бесполезно ходить на заставу, — осторожно сказал Раджаб. — Они мне не доверяют.

— Они не дураки. Они никому не доверяют, — кисло усмехнулся Юсуф. — Но кто-то же им передает о нас сведения? А почему не передавать нам? Ты будешь ходить, пока они не привыкнут к тебе…

Раджаба вывели, видимо, для того, чтобы отвести в подвал, но он неожиданно столкнулся с Худжой, который был с Ризваном.

Худжа молча смерил Раджаба ненавидящим взглядом. Они какое-то время шли вместе, и Раджаб испугался, что их посадят в один подвал…

Но этого не произошло. На небольшой площадке перед ущельем Ризван вдруг остановил Худжу.

— Повернись спиной, — спокойно сказал он.

Худжа безропотно исполнил приказ. Раджаб покрылся красными пятнами. Раздалась автоматная очередь. Худжа присел на колени и, не вскрикнув, свалился вниз, под кручу.

Раджаб стоял, не шелохнувшись.

Пашка Скобелев в эти дни сильно изменился. Резкий с солдатами, в боевых вылазках он словно специально рвался в самые горячие места. Это страшно возмущало братьев Парамоновых.

Как-то Денис ему заявил:

— Эй, ротный! Пожалуйста, не играй из себя Печорина!

Пашка надменно посмотрел на него глубоко сидящими глазами.

— Эй, взводный! Пожалуйста, не лезь в мои дела.

Но Денис хозяйски продолжал:

— Если на душе кошки скребут, сходи в санчасть. Катя, небось, соскучилась…

Это еще больше задело Скобелева.

— Господи, как вы надоели мне со своими нравоучениями!

Обиженные братья лишь пожали плечами.

Но до Пашки что-то дошло. Он действительно вспомнил, что давно не был в медсанбате и даже забыл о существовании Кати.

В этот же день, после обеда, вернувшись с очередного боевого задания, он пошел разыскивать медсестру. В медсанбате ее не оказалось. Сказали, что точно не знают, но должна вернуться…

Пашка Скобелев ждать ее не стал и пошел в роту. То, что Кати не было на месте, на него как-то подействовало: вдруг так захотелось ее увидеть, что Пашка долго находиться в роте не смог…

Он снова был в медсанбате. Катя, раскрасневшаяся с дороги, как прежде пухленькая и насмешливая, улыбалась ему подзагоревшим лицом.

— Зверь ты мой ненасытный, — сказала она. — Куда запропастился? О, от тебя попахивает…

Пашка смутился.

— Прости. Пивка — для рывка!

— Да водочки для обводочки. — Катя хитро засмеялась. — Что, аль горе заливаешь?..

Скобелева словно прорвало:

— Да какое там горе! Так, чепуха какая-то! В общем, в Академии «прокатили меня на вороных».

Катя положила руки ему на плечи, ласково взглянула в мутные глаза.

— Стоит ли из-за этого так убиваться? Жениться, Пашка, надо! Тогда все наладится!

— Чтобы жена осталась вдовой, — скучно молвил он.

— Глупости! Не всех же убивают. А таких молодцов, как ты, пуля стороной обходит. — И Катя вдруг потащила его за собой.

Она закрыла кабинет. И, словно изголодавшаяся волчица, набросилась на Пашку. Она осыпала его лицо поцелуями. Она гладила его щеки и целовала его волосатую, говорящую о страсти грудь.

Пашка постепенно «разоблачался»…

— Ты что устроила стриптиз! — вдруг засмеялся он.

— Не смей так на меня смотреть! Чего хочу, то и делаю… Сегодня моя власть…

Магомед взрывного характера Скобелева побаивался. И потому через братьев Парамоновых, которые по-прежнему продолжали ходить на его холостяцкие вечеринки, пытался с ним помириться. Но Пашка стал пренебрегать воскресными пирушками и больше времени проводил теперь с Катей…

— А что… Баба неглупая, в теле, можно и жениться, — сказал он как-то, сидя в баре за кружкой пива.

В баре тихо поигрывала музыка, и Пашке Скобелеву по-настоящему захотелось семейной жизни. В это время в полупустой бар и заглянул майор Субботин. Оглядевшись по сторонам, он направился к Скобелеву.

— Можно присесть?

— Да, пожалуйста, садись, — кивнул Пашка.

Субботин с двумя кружками пива сел за стол. О старой размолвке они давно забыли, и потому разговор завязался весьма обычный.

У Субботина под глазом был небольшой синяк, и Пашка даже пошутил.

— С моджахедами, что ль, столкнулся!

Майор насчет глаза особо распространяться не стал…

Пробурчав что-то невнятное, он молча, посыпав солью края кружки, отпил. Но что-то его подмывало, и он все же сказал:

— Ты молодой. У тебя еще сохранился бойкий характер.

— Ну и что из этого?

— А то, что можешь владеть собой. А я дурак…

И он снова посыпал края кружки и отпил пива…

— Сколько раз давал себе слово… Сколько раз пытался разорвать с этим прапорщиком Магомедом… и не могу. Ведь знаю, что нехороший он человек, подлый, но не могу.