Евгений Белянкин - Танец любви

— Товарищ майор, кажется, загнул не в ту степь…

— В какую?

— Это мы выясним потом. А сейчас на заставе «В ружье!». Извини, Глеб, но ты возглавишь «тревожную». Бандиты пытаются прорваться у реки Пяндж. А майора забудь! Таких майоров много, а старших лейтенантов мало. Я сам позвоню начальнику отряда.

У Пашки Скобелева дрожали губы. Предчувствие сбылось. Как не хотелось в это верить, но это было так…

Молодой полковник пожалел его.

— Ну, зачем так близко принимать к сердцу. Приедете на следующий год.

Да, это была реальность — по сочинению Пашка получил двойку.

Подвели ошибки. Еще когда поступал в суворовское, он боялся своей неграмотности. Но тогда писали диктант, и сосед, белобрысый мальчишка по имени Коля, проверил его работу (самому грамотею не повезло, потом его отчислили по состоянию здоровья). Пашка частенько вспоминал его и однажды написал ему письмо, но ответа, увы, не последовало…

Из Академии Пашка поехал к Карсавину, по дороге прихватив водки… Так хотелось забыться.

Вместо Карсавина в его холостяцкой «хате» был Мишка Горлов. Он, перелистывая газеты, не удивился, когда Скобелев сказал ему, что «срезался».

— Да и зачем она тебе сдалась! Ты что, «ботаник»! Ты, Паша, боевой офицер, а генералом ты не станешь, потому как в Москве генералами становятся Карсавины. Твое дело воевать… а на старости лет носить иконостас орденов и медалей.

Пашка подвинул к Горлову рюмку.

— Наливай больше…

Они выпили, закусили тем, что нашли в холодильнике у Сереги: открытые сардины, кусок залежалой колбасы и какой-то рыбный паштет.

— Лучше женись, как Глеб Сухомлинов, — улыбаясь, заметил Мишка. — Всегда будет под боком… По крайней мере, в холодильнике залежалой колбасы не будет!

— А ты чего не женишься?

— В том-то и дело, что женюсь. Девочка миленькая, с виду умненькая, на самом деле — глупенькая, глупенькая. Отец, конечно, «дровосек», а по жизни «новый русский». Говорит, не волнуйся, женщины умнеют после родов… Не знаю, но, может, он и прав.

— А как же «Общество холостяков»? — с сомнением спросил Пашка.

— А что, мы перестанем от этого вместе пиво пить? Как пили, так и будем.

Скобелев выразительно усмехнулся.

— Предатель ты, Мишка! Самых близких друзей предал…

Горлов опрокинул рюмку, закашлялся.

— Разве можно такое говорить под рюмку. Видишь, подавился!

— А мне жениться? Зачем мне жениться, когда существуют чужие жены.

Оба потолкали друг друга в плечо.

— Хитрый ты, Пашка! Рассудил, да по-своему!

В дверь позвонили. Макар Лоза уже в коридоре, поняв обстановку, развеселился.

— Не занудствуйте, мужики! Поехали к Анфисе. Если Сереги здесь нет, то, значит, он там. Поверьте мне — иногда хочется сказать что-то такое, чтобы прошибло. Мучаюсь, рожаю слова, а не получается.

Таджикистан встретил солнцем. Да, это была не Москва!

Солнце лилось со всех сторон, заряжая и поднимая настроение.

Конечно, стыдновато возвращаться в положении неудачника. Но Пашка уже с этим свыкся. И когда братья Парамоновы спросили: «Ну, как?», бойко ответил:

— Самоутверждение закончилось. Теперь началась нормальная жизнь.

Да и комбат сделал вид, что ничего не случилось. Вот разве Абросимов? Как он примет его возвращение? Пашка его побаивался: мужик-то настоящий!

Но в первый же день Скобелев столкнулся с прапорщиком Магомедом. Тот потребовал прислать к нему на работу солдат, а Пашка наотрез отказался.

— Пусть возьмет из хозяйственной роты.

Магомед сам пришел к нему в роту. Слово за слово — и сцепились…

— Ты, ротный, много на себя берешь.

— Ты, прапор, сначала проспись…

— Пожалеешь, — нагловато выдавил Магомед и ушел…

«Пожалел» Скобелев в этот же вечер. Он задержался в казарме, шел по темной пустынной аллее, когда кто-то сзади толкнул его. Он резко повернулся и увидел солдата, по крайней мере человека в солдатской форме, в руке которого сверкнул нож…

Спасла интуиция. К тому же четкая техника самообороны.

Пашка удачливо вышиб ногой нож. Солдат бросился бежать…

Можно было догнать, но у Скобелева не было такого желания. Он лишь внимательно огляделся вокруг, готовясь отбить новое нападение…

Но аллея была пуста, и только небесный шатер зависал над головой, поблескивая сотнями больших и малых звезд…

На заставе после долгого отсутствия появился Раджаб. От него Сухомлинов узнал свежие новости о банде Махмуда.

У Махмуда сейчас невеселые дела. Пограничники стали все больше мешать его людям, переправляющим наркоту из Афгана…

Недавно у него была встреча с самыми близкими подельниками. Махмуд поставил задачу о «пянджском коридоре»: если он окончательно будет закрыт пограничниками, им придется отказаться от афганского товара.

Все подельники сошлись на одном: самый лучший вариант, это тайно, по отдельности подкупать начальников застав, а если не получится, то брать их в заложники.

— Махмуд от своих целей не отступит, — уверял Сухомлинова Раджаб и, положив узловатые руки на стол старшего лейтенанта, с ноткой сожаления в голосе добавил: — Он хочет отобрать в кишлаках несколько красивых малолетних девочек… На восточных малолеток у него особая надежда. Еще во времена ханов ими ловко пользовались в таких делах…

— И ты, Раджаб, уверен, что это поможет? — усмехнулся Сухомлинов.

— Ну, а как же? Разве мужик способен устоять против восточной девочки?

— Так это же педофилия — она запрещена законом. За детскую проституцию судят…

— Эх, старший лейтенант! Кому судить, когда судьи сами любят маленьких девочек. Смешно ты говоришь! Говоришь, словно жизни не знаешь…

Раджаб, спохватившись, словно вспомнил что-то очень важное, заерзал на стуле.

— Бибы больше нет в чайхане. Убрали ее. Махмуд ничего не прощает.

Глеб подбледнел.

— Как же, она ведь своя?

— В банде нет своих, — уверенно заключил Раджаб. — В банде все чужие.

Сухомлинову почему-то стало жалко Бибу. Ведь, собственно, не столь уж и плохая дивчина. В меру искренна и душой открыта. Ей бы в театральное училище…

Раджаб помялся, помялся и вдруг сказал:

— А моему ненавистному Худже, видимо, пришел конец. Взял его Ризван за одно место. Правда, я здесь ни при чем. Ничего плохого я ему не сделал. Это он шантажировал, всячески грозил мне… Сколько подлой веревке ни виться, а конец будет…

И Раджаб рассказал, как Худжу увели в горы… Им занялся сам Юсуф: у него следовательская жилка.

Говорят, что он когда-то был следователем и потому быстро раскрутил пьяницу Худжу.

Однажды Юсуф приехал в кишлак ночью и, подняв Худжу, потащил его к Раджабу.

Тот честно повторил все, что говорил раньше Юсуфу…

Юсуф терпеливо молчал, только слушал. Потом вдруг глаза его стали наливаться злостью.