Евгений Белянкин - Танец любви

— Это иллюзии глупых мальчишек. Потом жизнь все ставит на свои места. От законов природы уйти невозможно. Об этом еще говорил Фрейд.

— Мечников об этом сказал раньше, — заметил Карсавин. — А Фрейд лишь добавил… — И обнял Пашку. — Видал, в лице Анфисы против нас работает дьявол.

Впервые горячим точкам делали исключение. Об этом на первой встрече заговорил сам начальник Академии.

Генерал-полковник предупреждал:

— Лентяям и бездарным здесь делать нечего!

После первых консультаций Скобелев поехал к Вербицкому. Как-никак журналист, может быть, поможет по сочинению.

Вербицкий писал какую-то статью. Отбросив листочки и выключив приемник, пожаловался:

— Ничего не лезет в голову. Какая-то безбрежная пустота… Давай лучше займемся сочинением.

Он с ходу дал тему, и Скобелев, ошарашенный потоком его умных слов, взмолился:

— Ты мне столько наговорил, что я совершенно не знаю, что писать. Ну, Пушкин… Слыхал я о нем, а что дальше-то?

Вербицкий горестно развел руками.

— Солдафон. Дальше надо писать сочинение.

Скобелев пожевал губами и, изрядно потея, задвигал ручкой…

Тем временем Вербицкий пошел на кухню.

— Понимаешь, жена ничего не приготовила. Как вскочила с постели, так и убежала… А я с утра хожу голодный. Возможно, потому и не пишется?

Пашка молча сопел над сочинением.

Эти дни безжалостно терзали Пашку Скобелева. Он отрывал листочки календаря и думал: «Пашка, каким ветром тебя занесло… Не лучше ли гоняться за бандитами в горах?»

Не так уж много прошло времени после окончания суворовского. Но Пашка чувствовал, что он во многом «разгрузился». И потому ходил какой-то нервозный.

— Тебе нужна девка, — говорил Мишка Горлов, который сумел сам разыскать Пашку, — надо снять стресс…

Но Пашка девки не хотел, потому стресс снимали бутылкой. Вскоре, словно упал с неба, появился Макар Лоза. Грузный, мужиковатый, он крепко обнял Пашку.

— Все дело в том, Пашель, что родился не под тем созвездием. Ну кто ты? Лев, тигр? Или какая-нибудь серая мышка… Вот я — бык…

— Это видно сразу по твоей бычьей физиономии, — съязвил Горлов. — Сиди и помалкивай.

— Молчать не могу. Выгоняют из Москвы. На юг в Чечню. Обидно, а вдруг там нет качалки?

На Скобелева друзья-кадеты действовали размагничивающе. А день экзамена надвигался неумолимо…

Пашка встал еще с темнотой. Еще раз перелистал сочинения, которые написал с Саней Вербицким. Что будет, то будет! От судьбы — не уйдешь!

Надел форму, повертелся перед зеркалом — клево!

В Академию поехал на такси. Там такие же офицеры, как он, тревожно бродили перед экзаменационной аудиторией.

Скобелев занял место поближе к окну, как бывало в суворовском. Положив перед собой чистый лист бумаги, подумал: «Нет, Пашка, с тобою каши не сваришь…»

Вернулся Глеб Сухомлинов на заставу к обеду. Зашел на кухню, похлопал солдата по плечу, — как мол, каша, небось, опять овсянка? — и прошел в столовую, где обедали несколько солдат и начальник заставы Ахметзянов. Увидев Глеба, Равиль чуть не подавился куском хлеба…

— Ну, ты даешь! Хотя бы позвонил, товарищ старший лейтенант. Мы тебя с оркестром встретили бы…

Сухомлинов сел на табурет рядом и, передернув плечом, сказал:

— Слава Богу, кажется, я дома.

Потом они пошли в канцелярию. Ахметзянов заинтересованно слушал рассказ Глеба. И вдруг, хлопнув себя по лбу, перебил его:

— Да, за это время ты стал старшим! Везет же!

Глеб засмеялся.

— А я подумал, что ты это нарочно, играючи старшим называешь…

В канцелярию зашел Серафим Подолян. Он с любопытством смотрел на Сухомлинова и молчал.

— Ну, что застыл, как греческая статуя? — заулыбался Ахметзянов.

— Так ведь бандиты же лейтенанта отпустили…

— Старшего лейтенанта…

— Так точно. Разрешите, товарищ старший лейтенант, обратиться к товарищу старшему лейтенанту.

— Обращайся.

— Товарищ старший лейтенант, поздравляю со счастливым возвращением. Я тут написал стихи. Про вас и бандитов… И посвятил вашей жене.

— А жена-то при чем?

— Как при чем? Разве наша застава в горах для женщин? Здесь даже все суслики разбежались…

Хохот сотряс канцелярию.

— Все ясно, Подолян, — сдерживая смех, Ахметзянов провел ладонью по столу. — Готовься в наряд. Заменишь Нарышкина.

— А почему опять я?

— Да потому как ты у нас самый красивый!

Маша бросилась на шею Глеба и заплакала. За несколько дней она похудела и побледнела. Видимо, нервы не выдерживали.

А тут он живой и невредимый.

— Они же понимали, — успокаивал жену Глеб, — задержать офицера-пограничника — это же мировой скандал. Приедут дипломаты, представители ООН, Красный Крест… Бандиты не дураки, чтобы на весь мир позориться!

Маша сидела у него на коленях и ласкала лицо мужа пальцами. Ему были приятны эти нежные, ласковые прикосновения. Давно не было вылито друг на друга такого обилия чувств.

— Я так понял, — улыбался Глеб, — с Москвой все. Туда уже не поедешь?!

Она хитровато приплюснула пальцем ему нос.

— Это ты, видимо, хотел, чтобы я уехала. Но я не поеду, никогда не поеду от тебя. Я поняла, что оставлять тебя одного нельзя, если хочешь быть спокойной. А я хочу быть спокойной, Глебушка!

Вошел Ахметзянов.

— Там разведчик приехал из отряда. Придется тебе с ним поговорить.

— Хорошо, я сейчас. Дай мне хоть жену с коленей снять! Она же сопротивляется!

— В таких случаях я жене говорю просто: брысь!

Разведчик из отряда, майор Румянцев, был дотошен. Это Глеба раздражало.

Ведь, собственно, рассказывать-то особенно нечего. Привезли, увезли. Темная повязка. Глаза ничего не видели. Махмуд, как всякий здешний главарь банды… Предлагал дружбу… На другом языке это можно было квалифицировать как желание войти в сговор с пограничниками…

У майора по лицу бегала насмешливая улыбочка.

— А почему не войти с ними в сговор? Трахнул бы эту Бибу… У нас был бы свой агент в стане банды.

— Вы серьезно так думаете, товарищ майор?

— А почему бы и нет?!

— Тогда скажите мне, как может офицер-пограничник стать агентом в банде? Его что, засылают или он сам входит в сговор с бандитскими элементами? Замначальника заставы и агент?!

Майор понял, что хватанул лишку. Махнув рукой, засуетился.

— Агентами, конечно, становятся местные. А вот в сговор войти может любой… запросто. Обычно у начальства не спрашивают!

— Так вы меня косвенно обвиняете в том, что я мог войти в сговор и теперь готов водить вас за нос, что ли?

— Да никто тебя не обвиняет, дорогой мой. Я просто размышляю…

— О ваших размышлениях, товарищ майор, я должен доложить начальнику штаба.

— Ну, зачем так, старший лейтенант?

В канцелярию вошел Ахметзянов. Уловив в чем дело, осклабился: