Гертруда Стайн - Париж Франция

Ну а теперь в 1939-м война снова началась и солдаты все поголовно говорят о том как их кормят, и возможно когда они вернутся произойдет новый французский кулинарный взрыв, тот тоже не сразу готовился, после войны 1914-го иностранные влияния выветрились и теперь все снова сидят по домам и естественно задумываются о еде.

Что вы в самом деле прежде всего узнаёте о французах одну из первых вещей озадачивающих вас так это то как они настаивают на своей латинскости. Итальянцев и испанцев они латинянами не считают а они французы латиняне, настаивают на том что они галлы но все равно латиняне. Я в конце концов поняла они имеют в виду что латинский дух ими галло-римлянами сохранялся в большей чистоте чем в Италии которая утратила свою латинскость когда ее одолели варвары и так не восстановила ее, они могли воспринять формы и символы Рима но по существу латинская культура ушла из Италии а в Испании ее никогда не было поэтому истинным ее домом была Франция. В этом немалая доля правды. Сначала я не понимала о чем это они говорят но постепенно стала ощущать что они хотят сказать своей латинскостью.

Они конечно имели в виду логику, единственными людьми которых интересовала логика были римляне, логика потому что логичные люди никогда не бывают брутальными, не бывают сентиментальными, не бывают небрежными, не бывают интимно-фамильярными, короче говоря они спокойные и интригующие, это и значит, что они французы. Французы разбираются в войне потому что они логичны, они не любят идти на войну потому что они логичны, быть логичным значит быть латинянином. Вот что я постепенно поняла. У меня ушло много времени чтобы понять это по-настоящему.

Быть латинянином значит быть цивилизованным быть логичным и быть модным и французы такие и есть и знают это. Они объясняли это столькими способами что на то чтобы понять их ушло очень много времени, и пожалуй лучше всего я поняла это из объяснения их системы образования.

Отношение французов к Наполеону пожалуй самая любопытная их черта, потому что Наполеон был латинянином только пока был солдатом, он не был цивилизованным он не был логичным он не был модным. Это в самом деле единственный случай за всю их историю когда они не были до конца французами, но это было вполне естественно революция сделала их сентиментальными и как ни странно пока не началось движение романтизма они не стали снова французами. Из-за того что он не был французом Наполеон обладал для них шиком и кроме того то был единственный случай за всю их историю когда восторжествовали идеи пропаганды и попытки заставить других думать как думали они сами. Пропаганда это не по-французски не цивилизованно хотеть чтобы другие верили в то во что верите вы потому что суть цивилизованности в том чтобы оставаться собой каков ты есть, а если ты остаешься собой каков ты есть ты конечно не можешь оставаться кем-то еще, не твое это дело. Именно из-за этого понимания цивилизованности Париж всегда был домом для всех иностранных художников, они французы дружелюбны, они окружают вас атмосферой цивилизованности но изнутри вы целиком предоставлены сами себе. Их логика также не позволяет им быть пропагандистами. Если и существует на свете одна-единственная вещь в которой нет логики это пропаганда, это также одна-единственная вещь которая не имеет никакого отношения к моде. Между и модой и пропагандой очень интересная разница.

Я люблю слушать как французы рассказывают о своем образовании. Естественно все во Франции рассказывают о своем образовании потому что в конце концов образование неизбежно связано с цивилизацией. Вам говорят, я помню, как Рене Кревель рассказывал о своем образовании, о влиянии лицея, оно не создает особый тип личности и особые манеры как подобные школы северных народов но просто оказывает влияние на ум. Франсуа д’Эгю говорит лицей, потому что они были основаны Наполеоном и чеканили ваш ум, collège или boite [13] Учебное заведение, готовящее к экзаменам на степень бакалавра ( разг. фр. ). католической школы формируют ваш характер но не ум. Ну тот что вам достался. Споры об этом бесконечны и образование всегда наводит на вопрос о латинскости. В то же время вы испытываете гордость от того что принадлежите к крестьянскому племени и гордость от того что в юности вы всегда были готовы к революции. Помню как Лоло которого мы очень любили всегда говорил что он крестьянин, ну возможно он мог быть крестьянином но был ли. Он был крестьянином, так он говорил, он был молод и был революционером, так он говорил, и то чем он восхищался он оглашал красивым раскатистым голосом, прямо королевским. Он многое объяснил нам о революциях.

Он сказал, что все французы должны быть революционерами, то есть они должны быть бунтарями не важно по какому поводу но они должны быть бунтарями, не ради известности а ради цивилизации. Как можно стать цивилизованными если вы не пережили период бунта, потом вы должны вернуться в свое до-бунтарское состояние и тогда уж вы станете цивилизованным.

Все французы-мужчины знают что нужно стать цивилизованным между восемнадцатью и двадцатью тремя и что цивилизация приходит к вам через отношения с женщинами постарше, через революцию, через военную дисциплину, через побег откуда-нибудь или через подчинение кому-нибудь, после чего вы стали цивилизованным и жизнь идет как надо на латинский лад, жизнь умиротворяющая и интригующая, вот теперь жизнь цивилизованна, логична и модна короче говоря жизнь как жизнь.

Одна из трудностей которую переживает послевоенное поколение состоит в том что называется нашим временем. Об этом мне сказал один француз, он сказал война не цивилизованна и молодежь которой от восемнадцати до двадцати трех и которая воюет упускает время чтобы цивилизоваться. Война не может цивилизовать молодых, чтобы цивилизоваться нужна частная жизнь, известность производит такое же действие как война которая конечно не дает цивилизоваться.

Как раз в этом и состояла беда компании сюрреалистов, они упустили время чтобы цивилизоваться, они использовали свой бунт не как нечто частное а как прославляющее они хотели известности а не цивилизованности, и на самом деле они так и не преуспели не стали умиротворенными и интригующими, они так и не преуспели в том, чтобы почувствовать себя по-настоящему модными и безусловно не преуспели в том, чтобы стать логичными. Это возвращает меня к Парижу между 1900-м и 1939-м.

Кто-то кто хорошо знал Дебюсси рассказал мне на днях что Дебюсси гордился тем что он крестьянин которым он конечно не был но так себя сознавал и что он французский музыкант. Он говорил что немецкая музыка кончилась вместе с империей и потому французская музыка музыка цивилизации, логики и моды может и в самом деле появиться. Вряд ли он говорил в точности этими словами но подразумевал именно это.