Бахыш Бабаев - Одиночество вдвоем

Мать на секунду отвернулась, но Бабирханов успел заметить, как она смахнула слезу.

— Ой, что вы делаете? Что вы делаете? Ведь они только что пообедали, — громко возопила откуда-то появившаяся медсестра. — Лопнет ведь. Уберите все сейчас же, — строго приказала она.

Бабирханов обернулся.

Перед ним стояла упитанная, круглая, не потерявшая однако привлекательности медсестра.

— Уберите сейчас же, — повторила она.

— А что вы здесь командуете? — не сдержалась мать.

— Потому что все они только что пообедали и перекармливать их ни к чему.

— Ты обедал? — спросил Бабирханов брата.

Тот утвердительно кивнул и, не обращая ни на кого внимания, продолжал уничтожать все съестное.

— А у вас хорошо готовят? — обратился Бабирханов к медсестре.

— Отлично, — твердо заявила медсестра.

— По вас видно, а вот по моему брату нет. И, пожалуйста, не мешайте нам. И тон свой поберегите для кого-нибудь из близких.

— У нас существует порядок, — пробуксовала медсестра.

— Я вижу, вы в порядке. И охранник ваш, и вы. Мало того, что питаетесь за счет больных, но и обкрадываете их, несчастных. Судя по моему брату и по жалким взглядам этих обиженных богом людей, они не получают и половины тех продуктов, которые выделяет им государство. Где ваша совесть?

— Нет, с вами невозможно разговаривать. Прокурор выискался, — бросив на Бабирханова уничтожающий взгляд, медсестра поспешно убралась вон.

— Так ей и надо, — воспряла мать.

— Пошла она к черту, — выдавил Маил, — кормят, как в концлагере. Вчера тут один обнаружил в своем супе таракана.

— И вкусно было? — попытался подшутить Бабирханов.

— Ты издеваешься, да? Если я здесь, в сумасшедшем доме, то значит, мне нельзя верить, да? Так получается?

— Нет, я верю, почему же…

— А санитары, эти наглые обормоты, отнимают наши сигареты. Мол, нельзя. А сами потом курят наши сигареты. Чтоб они провалились! Разорвал бы их всех!

— Кого?

— Да всех! И санитаров, и медсестер, и поваров.

— И врачей?

— И врачей. Все уходят с полными сумками. Приходят с пустыми, уходят с полными.

Мама придвинула к Маилу яблоки.

— Ешь, ешь. Чтоб они сами заболели.

Снова подошла медсестра, укоризненно кивая.

— Вы слышали, что он сказал? — спросил ее Бабирханов.

— Нет.

— Он сказал, что все работники отделения приходят на работу с пустыми сумками, а уходят с полными.

— Так он же больной.

— Сама ты больная, сука толстая. Сейчас я тебе язык оторву, — Маил в бешенстве было поднялся, но Бабирханов жестом остановил его.

Медсестра исчезла.

Мама, что-то вспомнив, начала рыться в сумке.

— У тебя есть пятерка? А то у меня десять.

— Зачем? — спросил Бабирханов.

— Для кастелянши. Она подберет Маилу чистую и по размерам пижаму.

— Мама, — взмолился Бабирханов, — мы же сами их портим. Неужели не понимаешь?

— Понимаю. А что делать? — обреченно вздохнула мать.

— Искоренять.

Она рассердилась.

— Не разводи демагогии. Всегда так было, так и будет. Не мы первые, не мы последние. Есть у тебя пять рублей?

— Нету. Даже если бы и были, не дал бы.

— Ну хорошо, хорошо. Значит мне придется выйти, где-то разменять и вернуться.

Бабирханов молча выложил деньги. Мама взяла их и потащила Маила куда-то в глубь помещения.

Бабирханов огляделся. Мимо вяло прохаживались больные, жадно разглядывая остатки уже съеденной пищи. Бабирханов поманил пальцем одного из них и предложил ему яблоко. Тот с готовностью принял. Без приглашения подошел другой.

— Можно я возьму этот кусочек хлеба? — смущенно попросил больной.

— Бери, бери, пожалуйста.

— И сигарету, если можно…

Бабирханов молча протянул пачку.

Остальные, наблюдавшие эту картину, не решались подойти ближе.

Жизнь обошла их стороной. Единственное, чем можно было бы помочь этим несчастным людям — пища. Но и ее, как видно, здесь не хватает. Думая об этом, Бабирханов помрачнел.

— Подходите, эй вы, подходите. Берите, что надо, не стесняйтесь.

Через минуту стол был пуст. Бабирханов раздал и то, что было припасено для брата.

Маил и мама подошли откуда-то сбоку. На Маиле была новая, чистая пижама, белая фуфайка под ней.

— А ты говоришь — искоренять. Скорее, искоренят нас, а не их. А где пакет?

Бабирханов виновато улыбнулся.

— Его уже нет. Я все раздал.

— И правильно сделал. Молодец.

— Ты раздал мои продукты? — изумился Маил. — А меня кто-нибудь из них угощает? А?

— Завтра я приду вновь, — успокоил его Бабирханов.

— Сигареты не забудь.

— Не забуду, не забуду. Ну, пока.

Охранник, аппетитно жуя, молча встал, выпустил их и снова принялся за трапезу.

Дай бог здоровья больным, вероятно думал он, и их родственникам. А может, вообще ни о чем не думал.

На следующий день на работу к Бабирханову явился отец.

— Вы к кому? — спросила его медсестра.

— К сыну. Проходил мимо. Дай, думаю, зайду. Как там сын мой людей лечит?

Медсестра жестом предложила ему сесть.

— Как видите, — скороговоркой продолжала она, — больных почти нет. Значит, лечит на совесть. Вы садитесь, садитесь, папаша, а я как раз сбегаю на базар. Можно, доктор?

— Десять минут. Достаточно? — Бабирханову не понравилось умение воспользоваться удобным для нее случаем.

— Вполне. Благо, за углом. — Медсестра бесшумно, как кошка, выскользнула из кабинета.

Отец молчал. Бабирханов чувствовал — что-то хочет сказать, но не решается.

— Ты что, пап?

— Да вот думаю, — не сразу последовал ответ, — твоя жена мне тоже не нравится, но дочь… К твоему сведению, Лала в последнее время даже не убирала в моей комнате, куда ты, к великому моему сожалению, заходишь в последнее время все реже и реже. Что с тобой?

Сын призадумался. События последних дней, связанные с Эсмирой, поглотили его целиком. Он почти не видел отца, хоть и жил с ним рядом под одной крышей. Давно они, отец и сын, не сидели вместе за обеденным столом со стопочкой-другой водки.

— Извини, пап. Наверстаю упущенное. Замотался тут с больными. И с заведующей на ножах. Все не слава богу.

— С заведующей? Почему?

— Отказался от премии, которую заработал не я, а моя предшественница.

— Совесть — лучшая помощница в наше время.

— А ведь эту премию получили благодаря припискам. Вот написать бы в газету, — размечтался Бабирханов.

— Побереги лучше свои нервы, — строже перебил его отец. — Партизан восьмидесятых годов. Лучше подумай, как с семьей быть.

— Не знаю, папа. Честное слово, не знаю.

— Эсмира? — так же строго спросил отец.

Бабирханов вспыхнул.

— Кто тебе об этом сказал?

— Шофер такси, который на днях как-то подвозил меня. По-моему, он сын той самой пожилой соседки.

— Пьяница, — брезгливо поморщился Бабирханов.