Олдос Хаксли - Монашка к завтраку [сборник]

Симона. А женщина?

Поль. О, я не в силах, не могу сказать.

Симона. Кто женщина? Скажите же мне, Поль.

Поль (разворачивается к ней и падает на колени) . А женщина, Симона, это вы. О, я не должен был вам это говорить.

Симона (дрожа от волнения) . Мой Поль! (Она прижимает его голову к своей груди. Гримаса брезгливости искажает правильные черты Поля. Он мужественно терпит нежности Симоны.) При чем здесь револьвер? Ведь это лишь шутка, Поль? Скажите, что это не всерьез.

Поль. Увы, Симона, серьезнее некуда. (Он похлопывает по карману пиджака.) Он здесь. Завтра мне нужно выплатить сто семьдесят тысяч франков или потерять свою честь. Такой суммы у меня нет. Ни один Барбазанж не вынесет бесчестья. Мои предки были крестоносцами, храбрыми рыцарями, все до одного. Их законы – мои законы. Лучше умереть, чем запятнать свою честь.

Симона. Mon Dieu [144] Боже мой! (фр.) , Поль, сколько в вас благородства! (Она кладет руки ему на плечо, отклоняется чуть назад и оглядывает его на расстоянии вытянутой руки, на ее лице – выражение гордости и беспокойного счастья.)

Поль (целомудренно потупив взор) . Вовсе нет. Я родился с титулом, с положением, а положение, как говорят в нашей семье, обязывает. Прощайте, Симона, я вас люблю, но должен умереть. Мои последние мысли будут о вас. (Он целует ей руку, поднимается на ноги и делает вид, будто уходит.)

Симона (вцепившись в его руку) . Нет, Поль, нет! Вы не должны, вы не станете совершать ничего необдуманного. Сто семьдесят тысяч франков, вы сказали? Гроши. Разве нет того, кто может одолжить или просто дать вам такую сумму?

Поль. Ни души. Прощайте, Симона.

Симона. Остановитесь, Поль. Я… едва решаюсь вас об этом просить… вас, с такими благородными взглядами на честь, но, может, вы… у меня?

Поль. Взять деньги у дамы? О, Симона, не искушайте меня более. Я могу совершить постыдный поступок.

Симона. Но это же у меня, Поль, у меня. В ваших глазах я не в одном ряду с другими, разве нет?

Поль. Конечно, мои предки, крестоносцы, храбрые рыцари могли, не теряя чести, принимать подарки от избранных дам: строевых лошадей, мечи, доспехи или более деликатные вещицы, перчатки, например, подвязки. Это верно. Но деньги… нет; неслыханное дело.

Симона. Но какая польза от того, что я подарю вам меч и коня? Зачем они нужны? Только подумайте, мой рыцарь, мой благородный сэр Поль, в наши дни рыцарский поединок принял иную форму; оружие и доспехи уже не те, что раньше. Вашим мечом должны служить золото и банкноты; ваш нагрудный щит – наличные; ваша лошадь – надежные ценные бумаги. Я предлагаю вам сверкающий арсенал современного крестоносца. Вы примете его?

Поль. Ваши речи убедительны, Симона. Вашим ангельским голоском вы могли бы склонить на свою сторону самого дьявола. Но так нельзя. Деньги всегда остаются деньгами. Законы чести неизменны. Я не могу принять ваше предложение. Есть только один выход. (Он вытаскивает из кармана автоматический пистолет.) Спасибо, Симона, и прощайте. Как же прекрасна любовь непорочной женщины.

Симона. Поль, Поль, отдайте это мне! (Она выхватывает у него пистолет.) Если с вами что-нибудь случится, Поль, я застрелюсь. Вы должны жить, должны согласиться принять эти деньги. Не стоит из-за чести превращаться в мученика.

Поль (смахивая слезу) . Нет, не могу… Отдайте мне пистолет, молю вас.

Симона. Но, Поль, ради меня.

Поль. О, вы не оставляете мне шанса сделать то, что подсказывают голоса предков… Что ж, Симона, ради вас я соглашаюсь жить. И ради вас осмелюсь принять ваш дар.

Симона (в порыве благодарности целует его руку) . Благодарю вас, благодарю вас, Поль. Как я счастлива!

Поль. И я, свет моей жизни, тоже счастлив.

Симона. Мне сегодня поступит месячное содержание. И банковский чек как раз с собой. (Она вытаскивает его из корсажа.) Двести тысяч франков. Все уже подписано. Вы можете получить деньги, как только утром откроются банки.

Поль (обуреваемый порывом искренних эмоций целует без разбора сам чек, баронессу, собственные руки) . Мой ангел, вы спасли меня. Как я могу вас отблагодарить? Как я могу вас одарить своей любовью? О, mon petit bouton de rose [145] Мой бутончик розы (фр.) .

Симона. Ой, вот шалун, какой шалун! Не сейчас, мой Поль; нужно подождать, как-нибудь в другой раз.

Поль. Я сгораю от нетерпения.

Симона. Quelle fougue! [146] Каков пыл! (фр.) Хорошо, тогда слушайте. Через час, Поль, chéri [147] Дорогой (фр.) . , в моем будуаре; я буду одна.

Поль. Через час? Ведь это вечность.

Симона (игриво) . Через час. Я буду ждать. До встречи, мой Поль. ( Она посылает воздушный поцелуй и убегает; от ее поступи дрожат декорации .)

(Поль смотрит на чек, затем вытаскивает огромный шелковый платок и промакивает шею под воротником.)

(Слева появляется Долфин. Он курит сигарету, но кажется, без особого удовольствия.)

Поль. Один?

Долфин. Увы!

Поль. Все, как обычно, размышляете над устройством мироздания? Завидую вашей философской отрешенности. Лично я считаю, что этот мир от нас очень устал и дьявол тоже (он бросает взгляд на чек в своей руке), а всему виной плотские желания. Бог мой, эти желания… (Он снова вытирает шею.)

Долфин. Моя философская отрешенность? Так это всего лишь маска, призванная скрыть беспомощное желание соприкоснуться с этим миром.

Поль. Что может быть проще! Сделай шаг, и тут же натолкнешься на того, кто рядом.

Долфин. Не с моим характером. Только представьте робость сильнее, чем любопытство или страсть, робость, парализующую все способности. Вы – светский человек. К тому же от рождения в шкуре льва и порвете любого в сложной ситуации. О, если бы вы только знали, какая пытка оказаться в присутствии некой женщины… к которой, возможно, есть не только философский интерес; оказаться в присутствии этого человека и быть неспособным, да, физически неспособным сказать ни слова, чтобы проявить этот интерес или выказать желание перейти к более тесной дружбе. Теперь я сам говорю, как женщина. Что неизбежно, ведь человек, о котором я толкую, женского пола.

Поль. Разумеется, разумеется. Это даже не обсуждается. Так в чем проблема? Ведь с женщинами иметь дело проще простого.

Долфин. Я знаю. Предельно просто, если ты в нужном настроении. Я и сам это понял; бывают мгновения – хотя, увы, чрезвычайно редко! – когда в меня вселяется дух уверенности, когда я одержим ангелом или бесом власти. О да, в такие моменты я чувствую себя преотменно. Я могу добиться всего, что вижу. В такие краткие мгновения мне открываются все тайны этого мира. Я сознаю, что высшее качество, присущее человеческой душе – это наглость. Гений решительного человека – не что иное, как апофеоз шарлатанства. Александр Македонский, Наполеон, мистер Гладстон, Ллойд Джордж – кто они? Всего лишь обычные люди, которые прошли сквозь волшебный фонарь феноменальной наглости, вследствие чего став в тысячу раз масштабнее. Взгляните на меня. Я намного умнее любого из них; у меня более развито эмоциональное восприятие; с моральной точки зрения я лучше их всех. Но я не шарлатан, поэтому совсем ничего из себя не представляю. Мои достоинства проецируются через другой конец телескопа, и этот мир воспринимает меня намного меньше, чем я есть на самом деле. Но этот мир… кого он вообще заботит? Заботить нас должны лишь женщины.