Дэвид Эберсхоф - Девушка из Дании

Блютус был назван в честь одного из первых королей Дании. Никто не знал, когда он был основан и откуда пришел народ, хотя ходили мифы о поселенцах из Гренландии, которые отказались от каменистой земли, спустив своих овец пастись здесь. Тут было немногим больше места, чем в деревне, окруженной болотами. Всё в Крепости Синезубого всегда было мокрым: ноги, собаки, и иногда весной ковры и стены залов. Существовала планка тротуара, пересекающая губчатую землю и ведущая к главной дороге, а затем и зерновым полям за ее пределами. Каждый год, в мае, когда таял снег, тротуар тонул, и жившие в крепости мужчины сооружали дорожки из искривленных досок в желтоватой куче твердой земли.

У Эйнара был друг - мальчик по имени Ханс, живший в кирпичной вилле на краю деревни. У него был первый в городе телефон. Однажды, прежде чем стать лучшими друзьями, Ханс зарядил Эйнару в ухо, чтобы тот взял трубку. После этого Эйнар слышал только полную тишину.

- Если бы кто-то позвонил, ты знаешь, я бы сообщил тебе, - сказал Ханс, положив руку Эйнару на плечо и осторожно покачиваясь.

Отец Ханса был бароном. Его мать, чьи седые волосы были туго закручены, говорила с ним только по-французски. У Ханса были веснушки на нижней половине лица, и так же, как и Эйнар, он был меньше, чем большинство других мальчиков их возраста. Но, в отличие от Эйнара, голос Ханса был быстрым и раздражительным. Он разговаривал с равным энтузиазмом и доверием со своим лучшим другом, своей гувернанткой и красноносым дьяконом. Он был одним из тех мальчиков, которые засыпали ночью уставшими, но счастливыми, мгновенно становясь тише, чем болото. Эйнар знал это, потому что всякий раз, когда он ночевал на вилле, то лежал без сна до рассвета, так как был слишком возбужден, чтобы закрыть глаза.

Ханс был на два года старше Эйнара, но это не имело никакого значения. В четырнадцать лет Ханс был мал для своего возраста. Он был даже меньше, чем Эйнар, а его голова подходила по пропорциям к его телу. Когда Эйнару было двенадцать, он знал, что похож на взрослого больше, чем другие мальчики. Ханс знал, что взрослые правили миром; они с Эйнаром знали, что взрослые не ценили их несоответствия.

- Нет-нет, ничего не говорят, - говорил Ханс, когда отец Эйнара был прикован к постели. Он почти всегда оплакивал его состояние, пока не приходила пора откинуть стеганое одеяло и лететь к заварному чайнику всякий раз, когда миссис Бор Или миссис Ланг останавливались для сплетен.

Однажды Ханс предложил не говорить отцу Эйнара, что Эйнар хочет стать художником.

- Ты не решался, и передумывал снова и снова. Зачем беспокоить его сейчас? - сказал Ханс, дотрагиваясь до руки Эйнара, отчего маленькие черные волосинки вставали дыбом.

“Ханс так много знает”, - думал Эйнар, “Конечно, должно быть, он прав”.

- Мечты не должны быть разделены, - сказал Эйнар в один прекрасный день, когда Ханс учил его влезать на древний дуб, росший на краю болота. Его корни были таинственно завернуты вокруг валуна, и были такими белыми и яркими, что невозможно было смотреть на них в солнечный день.

- Я хочу уехать в Париж, но не собираюсь кому-либо говорить об этом. Я буду держать это в себе. Однажды я уйду, и тогда люди узнают, - сказал Ханс, качаясь вниз головой на ветке. Его рубашка сползла, открывая его грудь с первыми волосками. Если бы он упал, то аккуратно исчез бы в открытом болоте и пузырившейся грязи.

Но Ханс никогда не исчезал в болоте. К тому времени Эйнару было уже тринадцать, и они с Хансом оставались лучшими друзьями. Это удивляло Эйнара, ведь от такого мальчика, как Ханс, он ожидал не больше презрения. Тем не менее, Ханс позвал Эйнара играть в теннис на травяном корте рядом с виллой. Узнав, что Эйнар не умеет играть, Ханс рассказал ему о правилах игры и позволил ему судить матч, утверждая, что так будет лучше.

Однажды днем Ханс и один из его братьев (всего их было четверо) уговорили свою мать позволить им играть в теннис голышом. Эйнар сидел в свитере, на камне, с розовым бумажным зонтиком в руках, принесенным Хансом, чтобы тот защищал Эйнара от солнца. Эйнар пытался судить матч честно, но понимал, что ничего не может сделать, чтобы помочь Хансу победить. Эйнар сидел на камне, призывая: «сорок процентов любви к Хансу… Очко Хансу». Он наблюдал, как друг и его братья скользили по корту и отбивали мяч. Их розовые пенисы шлепали, как хвосты шнауцера, заставляя Эйнара чувствовать жар, сидя под зонтиком от солнца до того момента, пока не начал играть Ханс. Затем три парня ушли прочь, и чуть теплая рука Ханса хлопнула Эйнара по спине.

У Ханса был воздушный змей из бумаги и бальзы, который он привез от баронессы из Берлина. Змей был в форме подводной лодки, и Ханс запускал его в небо, словно парус. Ханс лежал в траве люцерны и смотрел на змея, плывущего над болотом. Катушка лески была зажата у него между ног.

- У Кайзера такой же змей, как мой, - сказал он, зажимая губами травинку.

Ханс пытался научить Эйнара управлять змеем, но ему никак не удавалось найти правильное направление ветра. Снова и снова змей из рисовой бумаги стремился вверх, а затем ударялся о землю. Эйнар видел, как морщится Ханс каждый раз, когда змей падает. Ребята подбежали к упавшему на землю змею:

- Я не знаю, что случилось, Ханс. Мне так жаль... - сказал Эйнар.

- Все хорошо, он как новый, - ответил Ханс, подбирая змея и счищая с него одуванчики.

Эйнар так и не научился управлять змеем, и в один прекрасный день, когда они с Хансом лежали, растянувшись в люцерне, Ханс сказал:

- Вот. Ты порули.

Он установил катушку лески между коленями Эйнара, а затем пошел в поле.

Лежа на земле, Эйнар чувствовал глубоко под собой лисьи норы. Каждый раз, когда змей натягивал леску, катушка вращалась, и чтобы вернуть ее обратно, Эйнару приходилось выгибаться.

- Все правильно, - сказал Ханс, - направляй ее коленями.

Эйнар все больше и больше привыкал к мотку лески, а змей опускался и поднимался над крапивниками. Ребята смеялись, и их носы палило солнцем. Ханс щекотал живот Эйнара камышом. Его лицо было так близко к Хансу, что Эйнар чувствовал в траве его дыхание. В этот момент их колени соприкасались, и Ханс был открыт чему угодно. Эйнар придвинулся к своему лучшему другу, и единственная полоска облаков в небе исчезла, а солнце упало на лица мальчиков. Когда Эйнар переместил свое костлявое колено к Хансу, гневный порыв ветра дернул змея, и катушку вырвало из колен Эйнара. Ребята смотрели, как змей в виде подводной лодки поднимался над вязами, словно парус, но потом врезается в черный центр болота, и оно поглощает его, словно змей тяжел, как камень.

- Ханс! - воскликнул Эйнар.

- Все хорошо, - сказал тот ошеломленным шепотом, - только не говори маме.