Дэвид Эберсхоф - Девушка из Дании

Герда вернула ширму в вертикальное положение. Так как они были во Франции, Герда не писала картин. Она не встретила никого достаточно интересного, чтобы попросить его позировать для портрета. Погода была плохой и влажной, и это создавало еще одну проблему, потому что краска долго сохла в сырую погоду.

В течении лета Герда начала менять свои стиль, используя более яркие цвета; особенно розовый, желтый и золотой. Она также приукрасила достоинство линий, и ее картины стали еще больше. Для Герды это был новый способ живописи, и ей требовалось больше времени, чтобы начать новый холст. Она едва ли чувствовала себя уверенно в этих картинах после незначительных пастельных тонов радости, которые требовали ее прежние картины. Герду рвало на части внутреннее чувство восторга: ничто не делало ее счастливее, чем написание портретов Лили.

***

Герда собиралась начать полномасштабный портрет Лили на террасе. Ветер развевал ее волосы и подол домашнего платья. Маленькие коричневые розы оттеняли лицо Лили - такое же, как у ее мужа в этот самый момент. От беспокойства его кожа была настолько красной, что казалось вот-вот лопнет.

***

Герда и Лили пришли в Л'Орхидэ в парке Бонапарта. «Ресторан известен своими кальмарами», - так написал Ханс, предложив встретиться вечером. Магазины на улице были уже закрыты на ночь. Мешки вчерашнего мусора лежали на обочине, а булыжники свободно болтались на дороге, разбитой легковыми автомобилями. Письмо Ханса лежало в кармане Герды, и она терла его угол об обручальное кольцо, когда они с Лили шли в сторону гавани по улице Сан-Мишель.

Одной из самых приятных датских традиций для Герды стало то, что здесь обручальное кольцо носили на правой руке. Когда она вернулась в Данию вдовой, то поклялась, что никогда не снимет золотое кольцо, которое ей подарил Тедди. Но, когда Эйнар сделал ей предложение и подарил свое золотое кольцо, она не знала, как сумеет снять кольцо Тедди. Она думала о нем, вспоминая, как неумело Тедди искал в карманах маленькую коробочку из черного бархата. Герда была рада, что ей не придется снимать кольцо Тедди, и теперь носила оба кольца. Она играла ими, рассеянно крутя их на пальцах.

Герда никогда не рассказывала Эйнару о Тедди Кроссе.

Она вернулась в Данию в День Примирения. К тому времени ее фамилия снова была Вэуд, и она была вдовой уже шесть месяцев.

“Он умер без причины”,- говорила она, когда друзья спрашивали ее про первого мужа. “Когда тебе двадцать четыре, и ты живешь в чистой сухой жаре Калифорнии, то в конце-концов умрешь”, - думала Герда,- «и причина только одна - жестокость мира”. На самом деле, это была бессмыслица. Тедди не имел ни «западного строения», ни другой несправедливой судьбы. Иногда, закрывая глаза, Герда думала: может, им не суждено было быть вместе? Может быть, его любовь к ней никогда не была так велика, как ее любовь к нему.

***

Герда и Лили почти дошли до ресторана. Остановившись, Герда сказала:

- Не сердись, но у меня есть небольшой сюрприз для тебя, -

она убрала челку с глаз Лили, - я сожалею, что не сказала тебе раньше, но я подумала, что тебе будет проще узнать об этом непосредственно тут.

- Узнать о чем?

- О том, что мы ужинаем с Хансом.

Лицо Лили побелело. Она сразу поняла, о ком идет речь. Лили прижалась лбом к витрине закрытой мясной лавки, за которой висели шкуры поросят, похожие на розовые вымпелы. Тем не менее, Лили спросила:

- С кем? С Хансом?

- Пошли, не паникуй. Ханс хочет тебя видеть.

***

Парижский критик с бородавкой возле глаза быстро ответил на письмо Герды. Он выслал адрес Ханса, а так же поинтересовался работами Герды. Внимание со стороны критика заставило Герду задуматься. “Париж заинтересовался моим искусством!” - твердила она себе, открывая коробку с канцелярскими принадлежностями и наполняя перо чернилами.

« Во-первых, - начала она свой ответ критику, - есть ли для меня жизнь в Париже? - поинтересовалась она. « Должна сказать, что мой муж и я думаем оставить Данию, в которой никто меня не знает. Будет ли наша жизнь удачнее в Париже?”

Герда написала и Хансу:

“ Мне кажется, мой муж никогда не забывал о вас , - начала она. « Когда он задумывается перед мольбертом, я знаю, что он вспоминает, как вы висели на дубе над болотом. Его лицо смягчается, и это выглядит так, словно он вновь тринадцатилетний мальчик с блестящими глазами и гладким подбородком”.

***

В настоящее время у тридцатипятилетнего Ханса Аксгила были запястья, покрытые светлыми волосами, и тонкий нос. Он стал большим и крепким мужчиной. Его широкая шея поднималась из груди, и это заставило Герду вспомнить старый пень на заднем дворе ее калифорнийского сада. Эйнар описывал Ханса как маленького коротышку с болота. Ханса прозвали «грецким орехом», потому что летом его кожа становилась бледно-коричневой, словно загрязнялась от вечной грязи Блютус. Бесконечная грязь, бассейн которой служил для его матери постелью во время его рождения, когда экипаж перевернулся в ливень. Вокруг не было ничего, кроме сидящих на вереске горничных, спичек и холщового пальто кучера, предложенного в качестве покрывала для ребенка.

Теперь, конечно, Ханс был человеком с большим германским будущим. Он пожимал руки людей обеими руками. Когда он рассказывал историю, собеседники сцепляли руки за его затылком. Ханс не пил ничего, кроме шампанского и газированной воды. Он ел только рыбу. Однажды он съел отбивную из оленины, после чего потерял аппетит на месяц. Он был арт-дилером, присматривая голландских мастеров для богатых американцев, которые покупали их картины для пополнения коллекций.

- Это бизнес, - говорил Ханс с улыбкой, открывавшей резцы, словно сверла, - и зачастую это аморально. Не всегда, но достаточно часто, - говорил он.

Любимым видом спорта Ханса был теннис.

- Лучший корт во Франции из красной глины; белые теннисные мячи с липкими швами, и сидящий в кресле арбитр.

***

Ресторан находился через дорогу от гавани. На тротуаре стояло восемь столов под полосатыми зонтиками, установленными на жестяном якоре и камнях. Парусники прибывали в гавань; отдыхающие британцы стояли на причале, держась за руки; их спины и колени загорали. На столах в ресторане стояли вазы с ноготками и лежали листы белой бумаги, прикрывающие скатерть.

Когда они подходили к столу, за которым сидел Ханс, Герда забеспокоилась о своем платье. До сих пор она беспокоилась только о том, что Ханс может узнать Эйнара в Лили. Что бы сделала Герда, если бы Ханс наклонился к ней через стол и спросил: «Это маленькое существо - мой старый друг Эйнар?»

Это казалось невообразимым, но даже если так, что Герда ответила бы на такой вопрос? Что бы сделала Лили?