Дэвид Эберсхоф - Девушка из Дании

Герда посмотрела на счастливую и загорелую от лежания на купальном плоту Лили. Сейчас на ней было одно из домашних платьев. Герда покачала головой. Нет, сейчас здесь находилась только Лили. Даже Герда видела рядом с собой только Лили. «К тому же, - подумала Герда, - «когда официант выдвинул стулья из-за стола, Ханс подошел и поцеловал сначала меня, а затем Лили».

Ханс больше не напоминал мальчика из юности, которого описывал Эйнар.

- Теперь расскажите мне об Эйнаре, - попросил Ханс, когда кальмары были поданы.

- Боюсь, он один в Копенгагене, - ответила Герда, - слишком занят, даже в отпуске.

Лили кивнула, промокнув рот салфеткой. Ханс откинулся на спинку стула, прокалывая вилкой кальмара:

- Похоже на Эйнара, - сказал он.

Ханс рассказал, как Эйнар просил его принести коробку пастели, чтобы нарисовать картинки на болотных валунах. Ночью рисунки смывались дождем, и на следующий день Ханс приносил коробку снова, чтобы Эйнар нарисовал новый эскиз.

- Иногда он рисовал вас, - заметила Лили.

- О, да. В течении нескольких часов я неподвижно сидел на краю дороги, чтобы он мог сделать эскиз моего лица на камне.

Герда заметила, как во время беседы Лили выгнула плечи назад, выставив вперед грудь. Герда забыла (или почти забыла), что у Лили не было груди. Вместо неё была пара авокадо, завернутых в шелковые носовые платки и заправленные в летний лифчик, который Герда купила утром. Герда также заметила, как Лили с темными глазами Эйнара, живыми под тушью на кончиках ресниц, говорила с Хансом о Ютландии. Заметила, как Лили кусала губы, отвечая на вопросы Ханса, и как задирала вверх подбородок.

- Я знаю, Эйнар хотел бы увидеть вас когда-нибудь, - сказала Лили, - на следующий день после того, как вы уехали из Блютус, Эйнар признался мне, что это был худший день в его жизни. Он говорил, что вы были единственным человеком, который видел в нем художника, даже когда он только собирался им стать, - в свете лампы рука Лили, протянутая к плечу Ханса, выглядела слишком тонкой и прекрасной, чтобы принадлежать мужчине.

***

Вечером после встречи с Хансом Лили и Герда поднимались на железном лифте в свою квартиру. Герда была утомлена и хотела, чтобы Эйнар снял свою одежду и стер помаду.

- Ханс не понял, не так ли? - сказала она, сложив руки на груди, которая была больше, чем у Лили. В потолке лифта было две дырочки, через которые свет падал на линии на лбу и вокруг губ Эйнара, на которых оранжевая помада собралась в сгустки. Внезапно над янтарными бусами на шее Эйнара появился маленький плавник.

Герда уснула прежде, чем пришел Эйнар. Проснувшись, Герда обнаружила Лили, лежавшую в ее ночной рубашке под тонким одеялом. Волосы Лили были спутаны, а лицо было чистым в слабом свете. Лили лежала на спине, легкое одеяло укрывало ее грушевидную грудь и бугор между ног. Никогда раньше Лили не спала с Гердой. Они вместе завтракали в шелковых красочных кимоно с узорами, вместе покупали чулки, за которые всегда платила Герда, будто мать или эксцентричная бездетная тетка. Но Эйнар никогда не ложился в постель в образе Лили. Сердце Герды сжималось в груди. Она чувствовала себя словно косточка внутри фрукта. Было ли это тоже частью игры? Могла ли Герда поцеловать Лили так, как своего мужа?

***

Они не часто были близки. Как правило, Герда винила в этом себя. Она поздно ложилась спать, занимаясь живописью или чтением. Когда Эйнар уже спал, Герда вытягивала из-под него простыню и ложилась рядом. Иногда она толкала его, надеясь разбудить, но Эйнар крепко спал, и вскоре она тоже засыпала.

Иногда Герда просыпалась среди ночи и клала свою голову ему на грудь. Их глаза встречались в тишине утра, и часто Герда долго прикасалась к нему. Но когда она начинала гладить его грудь, а затем бедра, Эйнар протирал глаза и выскакивал из кровати.

- Что-то не так? - спрашивала Герда, по-прежнему завернутая в одеяло.

- Ничего, - отвечал он ей сквозь шум воды в ванной, - ничего.

Иногда они занимались любовью. Как правило, это было спровоцировано Гердой, но в конечном итоге всегда оставалось чувство, будто это было неуместно. Словно Герда больше не хотела прикасаться к нему; словно Эйнар был уже не ее муж.

Теперь в ее постели появилась Лили. Ее тело, которое напоминало Герде длинную катушку, лежало на половине Эйнара. Веснушки на ее спине и единственное родимое пятно в форме Зеландии, - черное, как пиявка, - смотрели на Герду. Бедра Лили под летним одеялом возвышались, как спинка дивана на съемной квартире. Откуда же у нее эти изогнутые бедра? Словно изогнутый мост, вившийся вверх от итальянской границы до Ниццы. Бедра, изогнутые, как вазы Тедди с тонкими шейками, выходившие из гончарного круга под его ногами. Казалось, что это бедра женщины, а не мужчины. Герда чувствовала себя так, словно не знала, кто находится в ее постели. Сидя на узкой террасе апартаментов, Герда думала об этих бедрах до рассвета, а дождь охлаждал комнату так, что Лили пришлось натянуть одеяло на подбородок. Часть её бедра исчезла под туго натянутым одеялом. Герда снова легла спать, а когда проснулась, увидела Лили с двумя чашками кофе. Лили улыбнулась, а затем попыталась скользнуть под одеяло, но кофейные чашки помешали ей. Герда наблюдала, как кофе разливается по всей кровати, и Лили заплакала.

Позже, во второй половине дня, когда превратившийся в Лили Эйнар находился за дверью спальни, Герда сняла постельное белье. Она взяла мокрое одеяло молочного цвета со смешанным запахом Эйнара, Лили и кофе, и вынесла его на террасу перед железной дорогой. Одеяло выглядело словно привидение на углу. Что-то в Герде хотело его сжечь.

Вскоре одеяло занялось огнем. Герда наблюдала, как пламя обрамляет его, смешивая мысли о Тедди и Эйнаре. Обрывки одеяла и черный дым поднимались с террасы, аккуратно взлетая и погружаясь в летний бриз, и наконец осели на парафиновых листьях лимонных и апельсиновых деревьев в парке. Женщина с улицы окликнула Герду, но та проигнорировала ее, закрыв глаза.

***

Герда никогда не рассказывала Эйнару о пожаре в гончарной студии Тедди на Колорадо-стрит. В ее главном помещении был неглубокий камин, украшенный плитками с апельсинами в любимом стиле Тедди. Однажды, в январе, в порыве уборки, Герда воткнула рождественские гирлянды в очаг, где уже тлел низкий огонь. Белый густой дым начал подниматься из хрупкой зелени, а потом появилось потрескивание. Все выстрелило с такой силой, что Герда присела. Тедди вышел из своей мастерской. Он остановился в двухстворчатом дверном проеме, и на его лице Герда могла прочесть вопрос: «Что ты наделала?»

Затем они вместе наблюдали, как пламя поднимается по гирлянде, а после, почти сразу же, комнату заполнил огонь. Тедди вытащил Герду на Колорадо-стрит. Они находились на улице не больше нескольких секунд, когда языки пламени пробили сдвоенные зеркальные окна. Герда и Тедди выскочили на улицу в плотное движение. Водители замедляли ход, лошади пугались яростно горящего здания, автомобили мчались прочь.