Дэвид Эберсхоф - Девушка из Дании

Герда подвела Лили, которая все еще держала пакеты с мылом и апельсиновым маслом, к спинке дивана. Она устроила Лили напротив мольберта, взяла голову Лили в свои ладони и повернула ее в сторону китайской ширмы.

- Я устала, - сказала Лили.

- Тогда поспи, - сказала Герда. Ее халат был испачкан розовыми и серебристыми масляными красками.

- Просто положи голову на руки. Я постараюсь написать картину быстрее.

На следующий день Ханс встретил Лили у ворот коттеджа. Они снова гуляли по узким улицам, окружавшим горы Сен-Мишель, а затем направились вниз к гавани, чтобы понаблюдать за двумя рыбаками, перебиравшими сети с морскими ежами. В конце августа в Ментоне было еще жарко, а воздух был влажным. “Тут намного теплее, чем в самый жаркий летний день в Копенгагене”, подумала Лили. Лили не знала такой жары раньше, - в конце-концов, это был ее первый выезд из Дании, - и этот жар утомлял ее. Стоя рядом с Хансом и наблюдая за мокрой сеткой, набитой морскими ежами, Лили чувствовала, как домашнее платье прилипает к её телу. Тело Ханса было так близко к ее собственному, что она подумала, что, возможно, почувствовала его руку на своей руке, горевшей на солнце. Была ли это рука Ханса? Возможно, просто горячий ветер.

Двое цыганских детей подошли к Лили и Хансу, пытаясь продать им маленьких резных слонов.

- Они из слоновой кости, - сказали они, указывая на бивень слона, - это для вас.

Дети были маленькими, с темными кругами вокруг глаз. Они смотрели на Лили так, что заставляли ее чувствовать себя небезопасно.

- Пойдем, - сказала она Хансу. Он положил свою руку на ее теплую влажную спину, уводя прочь.

- Я думаю, мне нужно прилечь, - сказала Лили.

Но когда Лили вернулась домой, Герда ждала ее, и Лили позировала перед мольбертом, сидя на диване.

- Сядь, - сказала Герда, - я еще не закончила.

***

На следующий день Ханс и Лили поехали вверх по мосту в Вильфранш на Тарга Флорио Ханса, и спицевые колеса перебирали каменистую дорогу к морю.

- В следующий раз не оставляйте Эйнара в Дании, - громко говорил Ханс, и его голос звучал совсем как в детстве, - старый добрый Эйнар должен отдыхать!

Теплый ветер бил в лицо Лили, а ближе к вечеру она снова почувствовала боль в желудке. Хансу пришлось снять номер в отеле De L`Univers для Лили, чтобы она отдохнула.

- Я буду внизу, выпью чашечку кофе и анисовую настойку, - сказал он, наклонив свою шляпу.

Позже Лили нашла Ханса в вестибюле ресторана “Де ля Регенс”. Из-за своего состояния она с трудом шла.

- Иногда я не знаю, что со мной происходит, - сказала она.

На другой день поездки Ханс и Лили отправились в Ниццу, чтобы сделать художественные покупки для картин в антикварных магазинах.

- Почему Герда никогда не ездит с нами? - спросил Ханс.

- Я думаю, она слишком занята живописью, - ответил Лили.

- Она работает больше всех, кого я знаю. Даже больше Эйнара. Однажды она станет известной, ты увидишь!

Говоря это, Лили чувствовала на себе взгляд Ханса. Она подумала, что замечательно, что такой человек, как Ханс, обратил внимание на ее мнение.

В одном из магазинов их обслуживали женщины с мягким белым пушком на подбородке. Лили нашла овальный погребальный портрет молодого человека. Его щеки были странного цвета, а глаза закрыты. Лили купила его за пятнадцать франков, и Ханс быстро перекупил портрет за тридцать.

- Ты хорошо себя чувствуешь? - спросил он.

***

Каждый день перед прогулками с Хансом Лили позировала Герде на диване. Она держала книгу о французских птицах, Эдвард IV лежал у нее на коленях, а ее руки нервно подергивались. Кроме шума с улицы в квартире было тихо, а каминные часы тикали так медленно, что в течении дня Лили вставала, чтобы проверить, правильно ли они идут.

Лили смотрела наклонаялась вниз с террасы, ожидая увидеть Ханса у ворот. Он кричал ей с улицы: «Лили! Спускайся!», и она бежала по лестничным пролетам, будучи слишком нетерпеливой, чтобы дожидаться кабины лифта.

Но прежде, чем прибыл Ханс, Герда хлопнулв в ладоши и сказала:

- Вот оно! Держи голову так же, как сейчас! «Лили ждет Ханса»!

***

Однажды Лили и Ханс сидели в открытом кафе у подножия Сент-Мишель. Пять или шесть цыганских детей в грязной одежде подошли к столу, продавая снимки пляжа, тонированные цветными карандашами. Ханс купил несколько для Лили. Воздух был густым, горячее солнце пекло шею Лили. Пиво в ее стакане было темным. После недельных встреч с Хансом Лили начала наполняться ожиданием, и теперь ей стало интересно, что Ханс думает о ней. Он решил прогуляться по набережной с Лили, и она взяла его под локоть. Ханс с его темными посмеиваниями, его развевающейся льняной рубашкой, его коричневой кожей, загоревшей в августовском солнце, с его давно потерянным прозвищем «Грецкий Орех», - он знал Лили, но не Эйнара. Ханс не видел его с тех пор, как они были мальчишками. Но Лили чувствовала острые кончики пальцев Ханса на своей коже вместо Эйнара.

- Я очень рада, что встретила тебя, - сказала она.

- И я тоже.

- И что мы смогли еще раз узнать друг друга таким образом.

Ханс кивнул. Он смотрел через набор открыток, держа их в руках, словно карты в казино.

- Да, ты потрясающая девушка, Лили. В один прекрасный день ты обязательно сделаешь кого-нибудь счастливым.

Должно быть, Ханс понял, что чувствовала Лили, поэтому отложил свою сигару и фотографии, и сказал:

- О, Лили! Ты думаешь, что может, мы с тобой…. Мне очень жаль. Я слишком стар для тебя. Я стал брюзгой, и не подхожу для такой, как ты.

Ханс рассказал о девушке, которую он любил и потерял. Когда Ингрид забеременела, его мать попросила его никогда не возвращаться в Блютус. Они поселились в Париже, через дорогу от Пантеона, в квартире, оклеенной обоями. Ингрид с длинными веснушчатыми руками была тощая для своего растущего живота. Они пошли поплавать в августовский день.

- А он отличался от сегодняшнего дня, - добавил Ханс, кивнув в сторону неба.

На реке со слоем белых скал и пожелтевшей листвой Ингрид попробовала воду рукой. Ханс наблюдал за ней с берега и жевал кусок ветчины. А потом Ингрид подвернула лодыжку и упала. Она закричала, и поток воды потянул ее вниз.

- Я не смог добраться до нее вовремя, - сказал Ханс. Но, не считая этой трагедии, его жизнь сложилась хорошо.

- Поэтому я и покинул Данию, - сказал он, - Жизнь там слишком аккуратная и организованная, слишком уютная для меня.

Герда иногда говорила, что когда друзья приглашали ее на вечеринки, она не могла рисовать.

“Слишком уютно, чтобы работать” - говорила она, встряхивая свои серебряные браслеты, “Слишком уютно, чтобы быть свободным”.

- Теперь я сам по себе. Пока я не уверен, что смогу жениться. Я слишком долго был один.

- Не думаешь ли ты, что брак - это единственная вещь, на которую мы все должны надеяться больше всего в жизни? Разве брак не формирует человека лучше, чем одиночество?