Дэвид Эберсхоф - Девушка из Дании

Некоторые книги были старыми, и пыль прошлого века лежала на их обложках. Шелест страниц отдавался таким бойким и жужжащим шумом в теле Эйнара, что он боялся, как бы студенты не оторвались от своих работ за длинным столом для чтения, и с первого взгляда на него поняли, кто он на самом деле.

Энн-Мари ставила книги перед Эйнаром на маленькой наклонной стойке, которая держала их под углом. Она одолжила ему цепочку свинцовых бусин, завернутых в войлок, которые держали открытую страницу, пока Эйнар переписывал предложения в свою записную книжку с оловянной обложкой. Столы в библиотеке были широкими и с острыми углами. Они напомнили Эйнару рабочие столы, которыми пользовались рыбаки, рубившие рыбьи головы на рыбном рынке Гаммел-Штранд.

На столе перед Эйнаром было достаточно места, чтобы разместить вокруг себя несколько книг. Открыв страницы песочного цвета, Эйнар подумал о них, как о своем маленьком убежище. Именно так ему нравилось думать о книгах, когда он выскальзывал из квартиры: будто каждое предложение о мужчине и женщине защитит его в следующем году, когда все, как он себе обещал, изменится.

Эйнар прочитал достаточно, чтобы понять, что он тоже не лишен женских половых органов. Органы, похороненные в полости его тела, принадлежали Лили. Кровавые пакеты и складки плоти, которые сделали ее той, кем она стала. Сначала ему было трудно поверить, но постепенно представление о самом себе и осознание, что он болен не в психическом, а в физиологическом смысле, все больше и больше объясняло то, что с ним происходило. Эйнар представил себе матку, спрятанную за его яички. Он представлял себе женскую грудь, каким-то образом зажатую в его грудной клетке.

Эйнар провел неделю в читальном зале. Каждый день он был настолько ошеломлен тем, что узнавал, что опускал голову на руки и тихо плакал.

Если он кивал, Энн-Мари своей маленькой белой рукой подталкивала Эйнара к работе.

- Сейчас уже полдень, - сказала она, и на секунду он смутился:

- Полдень?

- О, да. Полдень.

***

Карлайл попросил Эйнара вернуться после полудня.

- Встретимся в полдень? - говорил Карлайл каждое утро, когда Эйнар выскальзывал из парадной двери, чуть ли не теряясь в ожидании того, что ожидает его в библиотеке.

- Я не уверен, что смогу, - ответил Эйнар.

- Но почему бы и нет? - спрашивала Герда.

Карлайл не предлагал Герде присоединиться к ним. Однажды он признался Эйнару, что даже когда они были маленькими, Герда с разочарованием вздыхала всякий раз, когда Карлайл предлагал им отправиться на стрельбище в Арройо-Секо.

- Она всегда была слишком занята, чтобы исследовать, - говорил Карлайл, - читала Диккенса, писала стихи, рисовала сцены из Сан-Габриэль, или меня…. Но она никогда не показывала мне эти картины. Я просил разрешения взглянуть на одну из ее маленьких акварельных картин, но она только краснела и складывала руки на груди.

Карлайл повернулся к Эйнару, и сначала ему пришлось подтолкнуть его. Голубые глаза Карлайла, которые были яснее, чем у Герды, казалось, могли читать мысли Эйнара. Эйнару было трудно сидеть рядом с Карлайлом, покачиваясь в плетеном кресле и перенося свой вес с одного бедра на другое.

Карлайл купил автомобиль - спортивный «Паук» Альфа Ромео. Автомобиль был красного цвета, со спицами на колесах, подножкой и красным ящиком для инструментов. Карлайл любил кататься с откинутым верхом. Панель управления была черная, с шестью циферблатами и маленьким серебряным рулем, к которому Эйнар прижимался каждый раз, когда Карлайл поворачивал за угол. Полы автомобиля были сделаны из нержавеющей стали, и когда Карлайл повел «Паука» вокруг Парижа, Эйнар почувствовал тепло от двигателя через подошвы ботинок.

- Ты должен научиться больше доверять людям, - сказал однажды Карлайл. Его рука уверенно передвигала рычаг переключения передач с помощью ручки в форме черного шарика к колену Эйнара. Карлайл привез Эйнара на теннисный стадион в Отейле. Стадион находился рядом с Булонским лесом, его бетонная чаша возвышалась среди тополей. Было уже позднее утро, и солнце высоко поднялось в пустом сине-белом небе. Флаги вяло свисали по краям стадиона. Теннисный парк был огорожен железными воротами, а мужчины в зеленых блейзерах и соломенных шляпах принимали входные билеты и разрывали их пополам. Один из этих мужчин повел Эйнара и Карлайла к маленькой покатой беседке, окрашенной в зеленый цвет. В беседке стояло четыре плетеных кресла, и на каждом лежала полосатая подушка. Беседка находилась на базовом уровне теннисного корта, который был сделан из измельченной глины, - столь же красной, как и румяна, которые Лили когда-то купила на витрине в Фонненсбех.

На площадке разогревались две женщины. Одна была из Лиона; парус ее длинной плиссированной юбки был белым, и она пересекала двор, словно шхуна. Другая была американкой, девушка из Нью-Йорка. Высокая и темная, а ее волосы были короткими и блестящими, как кожаная кепка авиатора.

- Никто не ожидает, что она победит, - сказал Карлайл об американке. Он поднес руку ко лбу, чтобы защититься от солнца. Его челюсть была точно такой же, как у Герды: квадратная, немного длинная, с рядами хороших зубов. Их кожа тоже была похожей: коричневой после всего лишь часа на солнце, и немного грубоватой на шее. Когда-то Эйнар страстно целовал эту шею ночью. Он любил это больше всего в Герде - любил даже больше, чем целовать ее в губы. Приблизить губы к ее длинной шее, слегка сосать, лизать немного закрученными движениями, кусать, сверлить одно место на ее шее, покрытой прожилками.

- Я хотел бы когда-нибудь побывать в Калифорнии, - сказал Эйнар.

Матч начался. Американка высоко подбросила мяч, и Эйнар едва не увидел, как мускулы ее плеча повернулись, когда она занесла ракетку в воздухе. Герда часто говорила, что думала об апельсинах, ударяющихся о землю, когда слышалазвук упавшего теннисного мяча.

- Герда когда-нибудь об этом говорит? - спросил Карлайл, - о возвращении домой?

- Я слышал, как она говорила, что многое должно измениться, прежде чем она вернется. Герда однажды сказала, что ни один из нас не поместится там, в Пасадене, где молния пересекает долину так же быстро, как синяя сойка на ветру. «Это не место для нас с тобой», - сказала она.

- Интересно, что она имеет в виду? - спросил Карлайл.

- Ты знаешь Герду. Она не хочет, чтобы о ней говорили.

- Но, в некотором смысле, она поступает именно так.

Американка выиграла первую игру. Едва приподнявшись над сеткой, ее бросок обманчиво обрушился на глину.

- Ты когда-нибудь думал о том, чтобы побывать там? - спросил Карлайл, - в Калифорнии? Может быть, напишешь зиму?

Карлайл обмахивался программой, обнажив свою больную ногу по колено: