Дэвид Эберсхоф - Девушка из Дании

- Как ты думаешь, есть ли там масло? - спросил Тедди.

Посмотрев на дуб на краю клубничного поля, а затем на чистое небо, Карлайл ответил:

- Я не вполне уверен.

Они пробыли возле ямы полчаса, стоя на закате, пока ветер вздымал пыль и швырял ее на лодыжки. Небо потускнело, появились сверкающие звезды.

- Пошли, - сказал Тедди, и Карлайл, который ни разу не обвинил Тедди Кросса во всем, что случилось с Гердой, отозвался:

- Хорошо.

Тедди пошел к грузовику, и Карлайл последовал за ним, но наконечник его костыля застрял между деревянными досками настила. Следующее, что он понял, - это то, что его больная нога скользнула в колодец, как змея. Он бы рассмеялся тому, как быстро оказался на деревянной платформе, если бы его нога не взорвалась от боли. Тедди услышал крик Карлайла, и бросился обратно к сухому колодцу.

- Ты в порядке? Можешь встать? – спросил он.

Но Карлайл не мог встать. Его нога застряла в яме. Тедди принялся срывать доски ломом. Доски поскрипывали и завывали. Койоты в предгорьях тоже завыли, и черная ночь Бейкерсфилда оживилась звуками и тихим плачем Карлайла в свое плечо. Прошел час, прежде чем он был освобожден, обнажив сломанную в голени ногу. Крови не было, но кожа становилась темнее сливы. Тедди помог Карлайлу сесть в грузовик, а затем повел автомобиль в ночи на запад, по широкому краю долины, где поля земляники сменялись листьями красного салата, виноградниками и садами пекана, а затем дорога шла через горы и в Санта-Барбару.

Была уже почти полночь, когда доктор с моноклем загипсовал ногу Карлайла, и ночная медсестра с ржаво-красными волосами окунала полоски марли в ванну с гипсом. Почти на рассвете Тедди и Карлайл вернулись к бамбуковой тени испанского дома. Они измотались и наконец добрались до дома. Герда все еще спала.

- Спит с тех пор, как ты ушел, - сказала Акико, чьи глаза были такими же черными, как воспаленная кожа на голени Карлайла.

Проснувшись, Герда была слишком подавлена тошнотой, чтобы заметить гипс на ноге Карлайла. Гипс был настолько несуразен, что оставлял небольшие пятна пыли везде, куда наступал Карлайл. Герда заметила эту пыль, протирая ее с пола и с интересом недоумевая, откуда она взялась на подушке оттоманки. Она знала, что Карлайл поранился, но не придала этому значения.

- О, я в порядке, - доложил Карлайл. На этом Герда и успокоилась, потому что единственное слово, которым она могла описать свое состояние, было «отравлено». Она лишь взглянула на Тедди и Карлайла, и закатила глаза.

Когда началось лето, и ртуть в термометрах достигла 110 градусов, а Герда наконец родила, Карлайлу сняли гипс. Ребенок родился мертвым, но нога Карлайл выглядела здоровее, чем когда-либо с того самого дня, когда ему и Герде исполнилось по шесть лет. В ноге все еще оставалось немного боли, но Карлайл больше не нуждался в костылях. Он мог дойти прямо до своей спальни - гостиной испанского дома, - не держась за перила.

- Это единственный плюс, который удалось извлечь из жизни в Бейкерсфилде, - иногда говорила Герда.

В оставшейся части их брака Герда думала о Тедди Кроссе как о человеке, способном на чудеса. Увидев однажды, как он сосредоточенно сжал губы, Герда подумала, что он способен на все, что угодно.

Но когда Лили сказала то же самое о профессоре Болке, Герда посмотрела на Эльбу. Она пересчитала лодки, девушек на лужайке, и сказала:

- Посмотрим.

*Земперопер - Оперный Театр Земпера в Дрездене.

*Зигфрид и Брунгильда - герои третьей оперы Р.Вагнера из тетралогии “Кольцо Нибелунгов”.

Глава 23

Лили проснулась от собственного крика. Она не знала, как долго спала, но чувствовала, как морфий покрыл ее мозг. Ее веки стали слишком тяжелыми, чтобы поднять их.

Ее крики были настолько громкими, что даже сама Лили чувствовала, как они прорезаются в коридоры Муниципальной женской клиники, извиваясь по спинам медсестер и по растянувшейся коже на животах беременных девушек. Нижняя половина ее тела горела от боли. Если бы у нее хватило сил, Лили бы подняла голову чтобы посмотреть и убедиться, что низ ее живота пылает огнем, выпекая кости в тазу. Ей показалось, что она взлетела над кроватью и смотрит на себя сверху вниз. Тело маленькой Лили, рассеченное профессором Болком, лежало под одеялом. Ее руки раскинуты внутренней стороной запястий вверх, а обнаженная кожа на них бледно-зеленая. Сплетенные из итальянской конопли веревки перекрестили ее ноги, а на концах болтались мешки с песком. С каждой стороны кровати свисало по четыре мешка, связанных толстой веревкой и удерживавших ноги Лили от метаний.

Медсестра, которую Лили не узнала, ворвалась в комнату. Медсестра была усатой и полногрудой. Она закричала:

- Чем я могу вам помочь?!

Медсестра подтолкнула Лили к стопке подушек.

Лили казалось, что ее крики принадлежат кому-то другому. На мгновение Лили подумала, что, может быть, это призрак Эйнара кричит внутри нее. Это была ужасная мысль. Она опустила голову на подушки и закрыла глаза. Но она все еще кричала, не в силах ничего с собой поделать. Ее губы потрескались и покрылись коркой в уголках, а язык превратился в тонкую сухую полоску.

- Что случилось?! - спрашивала медсестра. Казалось, она только делает вид, что обеспокоена, и видела подобное уже много раз. Медсестра была молода. Ожерелье из стеклянных бусин врезалось ей в горло. Лили посмотрела на медсестру, на ее горло, наполненное плотью, которое почти спрятало ожерелье, и подумала, что, может быть, она видела эту медсестру раньше. Линия тонких волос над ее губой - это было ей знакомо, - и грудь, растягивающая нагрудник передника.

- Вам нельзя двигаться, - проговорила медсестра, - это только ухудшит ситуацию. Постарайтесь успокоиться.

Медсестра поднесла зеленую резиновую маску к лицу Лили. Краем глаза Лили увидела, как медсестра поворачивает сопло аппарата и выпускает эфир. И Лили поняла, что раньше уже встречалась с этой медсестрой.

Она плохо помнила, как снова проснулась от крика. Затем вбежавшая медсестра нависла грудью над Лили, измеряя ее температуру. Происходила переналадка веревок через ноги Лили, и стеклянная палочка термометра скользнула под ее язык. Все это было раньше. Особенно конус зеленой резиновой маски, плотно прилегающий к лицу Лили, словно одна из фабрик на Эльбе, где дымовые трубы с огненным ободком изрыгали черную испарину пластмассы и резины, отливая маску специально для Лили.

***

Прошло несколько недель, прежде чем Лили перестала чувствовать боли, и профессор Болк уменьшил дозы эфира. Медсестра по имени Ханна отцепила мешки с песком, освободив ноги Лили. Они стали настолько худыми и синими, что Лили не могла ходить по коридору, но могла сидеть час или два каждое утро перед ежедневной инъекцией морфия, которая погружалась в ее руку глубоким укусом осы.