Дэвид Эберсхоф - Девушка из Дании

Медсестра Ханна привезла Лили в зимний сад. Там она оставила Лили отдыхать, оставив инвалидное кресло возле окна и горшка с папоротником. Наступил май. Снаружи стояли сморщенные и полные рододендроны. Вдоль стены лаборатории Болка, в слое почвы и компоста, тюльпаны тянулись к солнцу.

Лили наблюдала за сплетнями беременных девушек на лужайке с одуванчиками. Солнце светило на их белые шеи. С конца зимы в клинике появились новые девушки. Лили думала, что здесь всегда будут новые девушки, которые будут потягивать чай и натягивать одеяло на слабые колени под синим больничным халатом и подушечками марли с йодной начинкой. Урсулы больше не было в клинике, и это опечалило Лили. Но она слишком устала и слишком расслабилась от наркотиков, чтобы думать об этом дальше. Лишь однажды она спросила фрау Кребс об Урсуле. Фрау Кребс переложила подушки Лили, и сказала:

- Не беспокойся о ней. Теперь все в порядке.

Герда могла посещать Лили только на несколько часов каждый день. Правило, установленное профессором Болком и оглашенное металлическим голосом фрау Кребс, запрещало посетителям приходить по утрам и вечерам. Это было время, когда девочки из клиники должны были находиться одни, но в обществе друг друга, словно их положение и проблемы были печатью товарищества, которую не могли разделить посторонние.

Герда посещала Лили сразу после обеда, когда на ее губах все еще виднелись пятна картофельного супа. Она оставалась до позднего вечера, пока тени не удлинялись, а голова Лили не ложилась ей грудь.

Каждый день Лили с нетерпением ждала, когда Герда войдет в застекленный зимний сад. Зачастую большой букет цветов - сначала хонкилы, затем, по мере наступления весны, львиный зев и розовые пионы, - скрывал лицо Герды, когда она появлялась в дверях. Лили терпеливо ждала в своем плетеном инвалидном кресле, слушая стук ее обуви по плиточному полу. Часто другие девушки шептались о Герде («Кто такая эта высокая американка с великолепными длинными волосами?»), и эти разговоры и воздушные голоса девочек, чьи груди ежедневно наполнялись молоком, радовали Лили.

- Как только мы вытащим тебя отсюда, - говорила Герда, устраиваясь на кресле и укладывая ноги на длинную белую подушку, - я отвезу тебя прямо в Копенгаген и дам тебе осмотреться.

Герда обещала это с тех пор, как приехала из Парижа. Обещала поезд и паром обратно в Данию и возвращение в квартиру в Доме Вдовы, которая долгие годы оставалась заперта; обещала радость в примерочной универмага Фоннесбех.

- Но почему мы не можем уехать сейчас? - спросила Лили. Ни разу за пять лет она или Герда не побывали в Копенгагене. Лили смутно помнила, как Эйнар инструктировал грузчиков с закатанными по локоть рукавами, чтобы они осторожно обращались с ящиком, в котором лежали его необработанные холсты. Она вспомнила, как смотрела на Герду, вынимающую ящики шкафа из мореного ясеня и укладывающую их в маленький сундук с кожаными петлями, который Лили больше никогда не видела.

- Ты здесь еще не совсем закончила, - напомнила Герда Лили.

- Почему нет?

- Нужно еще немного времени. Тогда мы сможем поехать домой.

Отдыхая рядом с Лили, Герда была красива в своей юбке с расшитым подолом и в сапогах на высоком каблуке. Лили знала, что Герда никогда не любила никого больше, чем ее. Теперь, когда ее документы утверждали, что она стала Лили Эльбе, она чувствовала, что Герда не изменится. Именно благодаря этому Лили преодолела одинокие ночи в больничной палате, лежа под тяжелым одеялом и приступы боли, которые подкрадывались и опустошали ее, как грабитель. Лили всегда менялась, но не Герда. Герда - никогда.

Профессор Болк иногда присоединялся к Лили и Герде, стоя рядом с ними пока Герда сидела, вытянув ноги, а Лили отдыхала в своем плетеном кресле.

- Не хотите ли посидеть с нами? - приглашала Герда, повторяя свою просьбу три или четыре раза, но профессор никогда не останавливался достаточно надолго, чтобы допить чашку чая, которую Лили всегда ему предлагала.

- Кажется, результаты на лицо, - сказал однажды профессор Болк.

- Почему вы так говорите? - спросила Герда.

- Взгляни на нее. Разве она не выглядит хорошо?

- Она выглядит хорошо, но очень хочет поскорее покончить с этим, - сказала Герда, выпрямляясь перед профессором Болком.

- Она превращается в молодую леди, - ответил он.

Лили смотрела на них снизу вверх и чувствовала себя ребенком.

- Она здесь уже больше трех месяцев. Она задумывается о жизни за пределами клиники. Ей очень хочется отправиться в...

- Перестаньте говорить обо мне так, как будто меня здесь нет! - прервала Герду Лили. Оно вырвалось из ее уст, - это небольшое сердитое негодование, ведь ее пища была наполнена наркотиками в течение первых послеоперационных дней.

- Мы не хотели, - сказала Герда, вставая на колени, и затем добавила:

- Нет, ты права. Как ты себя чувствуешь, Лили? Расскажи мне. Как ты себя чувствуешь сегодня?

- Я чувствую себя прекрасно, если бы не боль. Но мне уже становится лучше. Фрау Кребс и медсестра Ханна говорят, что боль скоро пройдет, и тогда я смогу вернуться домой.

Лили сидела в своем плетеном инвалидном кресле. Она уперлась руками и попыталась подняться.

- Не стоит, - удержала ее Герда, - если ты еще не готова.

Лили попыталась снова, но ее руки не смогли справиться. Она стала пустой, почти невесомой девушкой, опустошенной как болезнью, так и ножом своего хирурга.

- Я скоро буду готова, - наконец сказала Лили, - может быть, на следующей неделе. Мы возвращаемся в Копенгаген, профессор Болк. Герда рассказала вам, что мы возвращаемся в Копенгаген?

- Вот это я понимаю.

- И мы переезжаем в нашу старую квартиру в Доме Вдовы. Вам придётся навестить нас. Вы знаете Копенгаген? Из нашей квартиры изумительный вид на купол Королевского театра, и если вы откроете окно, то почувствуете запах гавани.

- Но, Лили, - запротестовала Герда, - ты не будешь готова уехать на следующей неделе...

- Если я продолжу идти на поправку так же быстро, то почему бы и нет? Завтра я сделаю еще один шаг. Попробуем немного погулять в парке.

- Разве ты не помнишь, Лили? - сказал профессор, прижав бумаги к груди, - впереди еще одна операция.

- Еще одна операция?

- Еще одна, - кивнула Герда.

- Для чего? Разве вы уже не все сделали?

Лили не могла произнести этих слов, но подумала: “Разве вы уже не восстановили мои яичники и не удалили мои мужские органы?” Нет, она не могла сказать этого. Как это унизительно, даже рядом с Гердой.

- Всего одна последняя процедура, - произнес профессор Болк, - нам нужно удалить... ...

И Лили, которая была не старше и не моложе своего нынешнего настроения, ставшая призраком нестареющей и неутомимой девушки, с юношеской наивностью стирающей десятилетия опыта другого человека, каждое утро изгибая набухшую грудь и молясь о первой менструации, закрыла глаза от позора. Профессор Болк сообщил ей, что внизу - под марлевой сеткой и коричневой йодной заправкой, похожей на соевый соус - под ее новой, все еще заживающей раной, остался последний рулон кожи, принадлежавший Эйнару.