Дэвид Эберсхоф - Девушка из Дании

- Я думаю, да. Но фрау Кребс сказала, что ей было тяжело.

- Она много спит, но когда я увидела ее проснувшейся, она выглядела счастливой, - сказала Урсула.

- Как она чувствовала себя до операции? Она боялась?

- На самом деле, нет. Она обожает профессора Болка. Она сделает все для него.

- Он хороший доктор, - услышала себя Герда.

Урсула держала коробку конфет Унтер-ден-Линден, завернутую в фольгу. Она передала ее Герде, спросив:

- Ты передашь ее ей, когда она проснется?

Герда поблагодарила Урсулу, заметив, что она в положении. Ее высокий живот вздулся высоко и неровно.

- А ты как? - спросила Герда.

- Ох, я? Я в порядке, - ответила Урсула, - все больше и больше устаю каждый день. Но чего я могла ожидать?

- Они хорошо относятся к вам здесь?

- Фрау Кребс милая. Сначала она кажется строгой, но она милая. И другие девочки тоже. Но Лили - моя любимая. Очень милая. Беспокоится за всех, кроме себя самой. Она рассказала мне о тебе. Она скучала по тебе.

На мгновение Герда удивилась, задумавшись о том, что имела в виду Урсула, но затем забыла об этом. Это не имело значения.

- Ты скажешь ей, что я заходила? - спросила Урсула, - ты отдашь ей шоколад?

***

Герда заняла комнату в «Бельвью». Ночью, оставив Лили в Муниципальной женской клинике, она попыталась рисовать. Свет от плоскодонных угольных грузовых кораблей добирался до ее окон. Иногда Герда открывала их и слышала свист весел туристического катера, глубокий гул грузовых автомобилей и лязг трамвая в Театр-Плац.

Герда начала рисовать профессора Болка. Это была картина на большом холсте, который она купила в магазине на Уландштрассе. Пересекая Аугустусбрюгге по дороге обратно в Бельвью, она несла свернутый холст подмышкой. С мостика с балконами и полукруглыми смотровыми окнами она видела почти весь Дрезден: террасу Брюльше со скамейками, недавно выкрашенными в зеленый цвет; бульварный купол из песчаника Фрауенкирхе, почерневший от сажи автомобилей и плавильных заводов в Плауэнчер-Грунде; длинная линия серебристых окон дворца Цвингер. Налетевший с реки ветер выбил свернутый холст из-под руки Герды, и она поймала его, развернув на мосту, будто парус. Холст хлопал по стене с канавками. Герда пыталась отбросить его назад, когда чья-та рука легла на ее плечо, и знакомый голос спросил:

- Могу я помочь?

- Я как раз возвращалась в отель, - отозвалась Герда, когда профессор Болк взял другой конец холста и скатал его в трубу.

- Вы, должно быть, планируете довольно большую картину, - заметил он.

Но это было не так. В тот момент Герда еще не знала, что хочет написать. Происходящее с Лили в данный момент не казалось ей подходящим временем, чтобы рисовать ее.

- Вы могли бы проводить меня обратно в гостиницу? - спросила Герда, указывая на парк каштанов перед Бельвью, возвышавшийся, будто спрятавшийся спасатель, пытливо рассматривающий пляж Эльбы.

- Я хотела бы услышать об операции, - продолжила Герда, - о будущем Лили.

В последние несколько дней она начала ощущать, что профессор Болк избегает ее. Она провела в Дрездене два дня, но профессор Болк до сих пор не ответил на вопросы, которые Герда оставила на столе фрау Кребс. Она упомянула даже Урсуле, что хочет, чтобы профессор Болк ей позвонил. Но он так и не пришел к Герде, а теперь она привела его в свой номер в Бельвью. Они расположились в креслах у окна и пили кофе, принесенный служанкой, волосы которой украшала полоска кружева.

- Первая операция прошла успешно, - начал профессор Болк. - это было довольно просто. Разрез заживает как следует.

Он рассказал Герде об операции в действующем амфитеатре, где не так давно, еще до рассвета, Эйнар превратился в Лили. Профессор объяснил, что систематические тесты - анализ крови и анализ мочи, ежечасная проверка температуры Лили - всё подтверждало признаки правильного заживления. Листериевая антисептика защищала Лили от инфекции.

- Самой большой проблемой сейчас является боль, - сказал профессор Болк.

- Что вы делаете для того, чтобы унять ее?

- Ежедневная инъекция морфия.

- Есть ли риск?

- Очень маленький, - сказал профессор, - мы отучим ее от него в течение следующих нескольких недель. Но сейчас ей это нужно.

- Понимаю...

Теперь, когда перед Гердой сидел Болк, ее беспокойство исчезло. Он ничем не отличался от остальных самых занятых и важных людей. Как правило, их невозможно выследить, но как только вы привлекли их внимание, они в вашем распоряжении.

- Меня беспокоило ее кровотечение, - продолжил профессор Болк, - у нее не должно было быть такого кровотечения. Это заставило меня подумать, что с одним из ее органов брюшной полости что-то не так.

- Что же?

- Я не знал. Смятая селезенка. Отверстие в подкладке кишечника. Все возможно, - он скрестил ноги. Герда почувствовала, как ожило ее сердце в испуге за Лили.

- С ней все в порядке, не так ли? Я не должна беспокоиться о ней, правда?

- Я открыл ее, - ответил Болк.

- Что вы имеете в виду?

- Я вскрыл ее живот. Я знал, что что-то не так. Я провел достаточно операций на брюшной полости, чтобы понять, что что-то не так.

На мгновение Герда закрыла глаза и увидела, как на внутренней стороне ее век скальпель прочертил линию крови по животу Лили. Ей пришлось перестать воображать руки профессора Болка, который с помощью фрау Кребс раздвигал разрез.

- Это правда, что Эйнар действительно был женщиной. Или, по крайней мере, наполовину женщиной.

- Но я уже знала это, - сказала Герда.

- Нет. Я не думаю, что вы понимаете.

Профессор взял с подноса, принесенного служанкой, сахарное печенье в форме звезды.

- Это кое-что другое. Нечто весьма примечательное.

Глаза профессора светились интересом, и Герда могла поклясться, что он из того типа докторов, которые хотят добиться чего-то большего - болезни или хирургической процедуры, названной в их честь.

- В животе, - продолжал Болк, - я заглянул в его кишечник и кое-что обнаружил, - доктор Болк сложил руки и заломил костяшки пальцев.

- Я нашел пару женских яичников. Недоразвитые. Маленькие, конечно. Но они там были.

Именно в тот момент Герда решила, что должна нарисовать профессора Болка. Квадратную линию его плеч, его висящие руки, длинную шею, выходящую из крахмального воротника; гофрированную и нежную кожу вокруг глаз. Герда откинулась на спинку стула. В соседней комнате остановилась оперная певица, и Герда слышала, как она исполняет Эрду из «Зигфрида»*: скользящий средний реестр, и голос, пикирующий в воздухе, как ястреб на охоте. Голос был совсем как у Анны, но это было невозможно, потому что Анна осталась в Копенгагене, и продолжала петь в Королевском театре в течение долгих лет. Когда Лили почувствует себя лучше, подумала Герда, она хотела бы привести ее в оперу. Она представляла, как они держатся за руки в темноте Земперопер*, пока Зигфрид направляется к огненной оправе Брюнхильды*.