Дэвид Эберсхоф - Девушка из Дании

Буря продолжалась, и дорога из города сделалась скользкой. Жилые дома промокли под дождем, лужи поглощали бордюры. Герда и Ханс стали свидетелями того, как толстая затянутая в дождевик женщина на велосипеде врезалась в задний бампер грузовика каменщика. Герда прижала ладони к губам, наблюдая, как глаза женщины зажмурились от страха.

Как только они выехали за пределы города, золотой “Хорьх” с откидным белым верхом покатил по полям. Луга итальянской ржи, тимофеевки, овсяницы и петушиной травы намокли и примялись ливнем. Красный и белый клевер, люцерна и трилистник выстроились вдоль дороги, согнувшись под тяжестью капель, а за полями в мелких и глубоких ямках образовались озерца.

Во время переправы на пароме до Орхуса Ханс и Герда сидели на переднем сиденье “Хорьх”. В машине пахло мокрой шерстью Эдварда IV, свернувшегося от прохлады. Ханс и Герда не разговаривали, и она почувствовала вибрацию двигателей парома, когда положила руку на приборную доску. Ханс предложил ей кофе, и она ответила утвердительно. Выходя из машины, он взял с собой Эдварда IV. Оставшись одна в машине, Герда подумала о путешествии Лили и Карлайла. Через несколько часов они, вероятно, устроятся в клинике, в палате с видом на ивы в заднем парке недалеко от Эльбы.

Герда подумала о профессоре Болке, чей портрет никогда не выставлялся на продажу. Он лежал свернутый за шкафом. Герда сказала себе, что когда вернется в Копенгаген, закончит сортировать свою мебель, одежду и картины, она пошлет картину Болку. Портрет мог бы висеть за стойкой регистрации Фрау Кребс в серой деревянной раме. Или в кабинете профессора, над диваном, где через несколько лет другие падшие женщины, такие же, как Лили, обязательно совершат свое паломничество.

Этой ночью Ханс и Герда прибыли в Блютус. На кирпичной вилле было темно, а баронесса уже ушла в свою квартиру на третьем этаже. Дворецкий с несколькими пучками белых волос и вздернутым носом привел Герду в комнату с кроватью, обтянутую кружевом. Он зажег лампы, его курносое лицо наклонилось вперед, и он закрыл окна.

- Не боитесь лягушек? - спросил он.

Герда уже слышала, как лягушки урчат на болоте. Когда дворецкий ушел, она открыла окна. Ночь была ясная, половинка луны висела низко в небе, и Герда могла видеть болото через просвет среди вязов. Болото выглядело почти как влажное поле или как великолепная лужайка в Пасадене, пропитанная январским дождем. Она подумала о дождевых червях, которых зимний ливень изгонял из земли, и как они корчились на тротуарах каменных плит, пытаясь спастись от утопления. Неужели в детстве она действительно разрезала их на две части масляным ножом, сворованным из кладовой матери, а затем преподносила их Карлайлу на тарелке под серебряный звон колокольчика?

Занавесы в комнате были сделаны из красной проушины, и свисали вниз и поперек половиц, развеваясь, как свадебная фата. Ханс постучал и сказал через дверь:

- Я просто проходил мимо, Герда. Тебе ничего не нужно?

В его голосе что-то было. Герда представила, как его кулак прижат к дверце, обшитой панелями, а его другая рука мягко сжимает ручку. Она представила Ханса в коридоре, освещенном одиноким бра. Она представила, как его лоб прижимается к двери.

- Ничего, - отозвалась она. Последовала тишина, нарушаемая только лягушками, которые рыскали по торфу, и уханьем сов в вязах.

- Хорошо - ответил Ханс, и Герда услышала, как он ушел в свою комнату, а его сапоги стучали по полу. «Придет их время», сказала она себе. Всему свое время.

На следующий день Герда встретилась с баронессой Аксгил в зале для завтраков. Комната выходила на болото, которое сверкало сквозь деревья. По периметру зала стояли горшечные папоротники на железных стендах, а на стене висела коллекция сине-белых фарфоровых тарелочек. Баронесса Аксгил выглядела изможденной, резиновые вены поддерживали ее руки. Ее голова впечатляла размерами и формой, возвышаясь на шее с сухожилиями. Серебристые волосы баронессы были плотно приподняты. Баронесса сидела во главе стола, Ханс - напротив нее, а Герда между ними. Управляющий приказал подавать копченого лосося, яйца вкрутую и треугольники хлеба с маслом. Баронесса Аксгил сказала:

- Боюсь, я не помню Эйнара Вегенера. Так ты сказал? В этом доме бывало столько мальчиков. У него были рыжие волосы?

- Нет, его волосы были каштановыми, - ответил Ханс.

- Да, каштановые, - сказала баронесса, пригласившая Эдварда VI к себе на колени и угощала его лососем, - он был хороший мальчик, я уверена. Как давно?

- Около года, - ответила Герда. Она посмотрела на один конец стола для завтрака, а затем на другой, и подумала о другом зале для завтраков на другом конце света, где еще царила женщина, не похожая на баронессу.

Позже, в тот же день, Ханс повел герду по тропинке вдоль поля сфагнума к фермерскому дому. В доме была соломенная крыша и деревянные карнизы, и из дымовой трубы поднимались клубы дыма. Ханс

и Герда не подошли ко двору, где в курятнике сидели куры, а трое маленьких детей царапали грязь палками. Женщина с желтыми волосами стояла в дверях, прищурившись от солнца и наблюдая за своими детьми: двумя мальчиками и девочкой. Пони чистила шерсть, дети засмеялись, а старый Эдвард IV вздрогнул от ее топота.

- Я не знаю их - сказал Ханс.

- Как ты думаешь, она нас впустит, если мы попросим? Просто посмотреть?

- Не будем, - ответил Ханс, и его рука легла Герде на поясницу, где и оставалась, пока они возвращались через поле. Длинные лезвия травы цеплялись за ее голени. Эдвард IV остановился.

На кладбище стоял деревянный крест с надписью ВЕГЕНЕР.

- Его отец, - сказал Ханс. Травянистая могила в тени красной ольхи. Кладбище находилось рядом с побеленной церковью. Земля была неровной и кремниевой, а солнце выжигало росу на ржаной траве, насыщая воздух сладким ароматом.

- У меня остались его картины, - сказала Герда.

- Храни их, - ответил Ханс. Его рука все еще лежала на ее пояснице.

- Каким он был тогда?

- Маленький мальчик со своим секретом. Это все. Ничем не отличался от остальных.

Небо было высоким и безоблачным, ветер пробежал по листьям красной ольхи. Герда перестала думать о прошлом и старалась думать о будущем. Лето в Ютландии ничем не отличалось от летних дней его юности, когда Эйнар был одновременно и счастлив и печален. Герда пришла в его дом без него. Герда Вэуд стояла в траве. Ее высокая тень, опустившаяся на могилы, вернется обратно без него.

На пути в Копенгаген Ханс спросил:

- Как насчет Калифорнии? Мы едем?

Солнце было ярким, крыша машины была опущена, а вокруг лодыжек Герды застряла полоска бумаги.

- Что ты сказал? - прокричала она, придерживая рукой волосы.

- Собираемся ли мы вместе в Калифорнию?