Виктория Борисова - Ключи от рая

Целый год он провел дома. Теперь Алексея больше никто не трогал, даже мать стала относиться с какой-то сдержанной опаской и уже не просила помочь по хозяйству или забрать близняшек из садика. Но тишина и относительная свобода уже не радовали. Целыми днями Леша сидел в своей комнате. Он раскладывал на столе книги и тетради, делая вид, что усердно корпит над учебниками и готовится к экзаменам, но мысли его были далеко, очень далеко.

Леша упорно пытался осмыслить, что же с ним произошло и как теперь с этим жить дальше. За что ему только досталось это наказание? Он проштудировал кучу литературы и о своей болезни знал почти все. Знал, что вылечиться окончательно для него практически невозможно. Шизофрения, словно хитрая тварь, может отступить на время, но караулит свою жертву, чтобы напасть в самый неподходящий момент. Вряд ли его жизнь теперь будет долгой и счастливой… Лишь одно решение он принял для себя твердо и окончательно: в больницу он больше не попадет, никогда и ни за что, как бы ни было плохо. Лучше бы уж просто умереть.

На следующий год Леша сдал экзамены экстерном и уехал в Москву. Документы он подал на философский факультет, хотя раньше мечтал о юридическом. Выбор, конечно, странноватый, но ему хотелось разобраться в себе, в сложных и запутанных отношениях человека с этим миром, а главное — понять, есть ли в жизни хоть какой-нибудь смысл?

В университет он действительно поступил, но почему-то особой радости от этого не испытывал. Будто перегорело что-то в душе…

Так началась новая, студенческая жизнь. В деньгах Леша не особенно нуждался: мать подкидывала, так что хватало даже на съем квартиры. Не бог весть что, конечно, убитая однушка в хрущевке на окраине, и от метро далеко, но спасибо и за это! Леша был рад возможности побыть в тишине, а главное — в одиночестве. И зеркала можно завесить… На всякий случай.

Он ходил на занятия, стараясь не пропустить ни одной лекции. Большую часть времени он проводил в университете, но держался особняком и ни с кем из сокурсников особенно не подружился. «Привет!», «Пока!», «Как дела?», «Нормально!» — вот и все общение. Леша все время жил в страхе, что кто-нибудь догадается о его диагнозе, о том, что он помечен им, будто позорным клеймом…

«Я не псих! Не псих!» — повторял он про себя, словно заклинание.

Но это не очень-то помогало. Приступы стали повторяться. Леша чувствовал их приближение по неизвестно откуда наваливающейся усталости, такой, что порой не было сил просто подняться, а главное — по отвратительному ощущению тоски и безнадежности.

И оно никогда не обманывало. Стоило выйти на улицу — и на него обрушивался поток незнакомых прежде звуков, запахов, ощущений… Он видел разноцветные ауры, окружающие людей, слышал тихий голос травы, пробивающейся через асфальт, и чувствовал страдания раздавленного дождевого червя. Это было мучительно, невыносимо, уже через несколько минут начинало казаться, что голова вот-вот разорвется, лопнет череп и его больной, исстрадавшийся мозг выплеснется наружу.

Леша старался переждать, пережить тяжелое время в одиночестве. Он закрывался в квартире и ложился на кровать лицом к стене. По опыту он знал, что дальше будет только хуже… Теперь незваных гостей становилось все больше и они появлялись не только из зеркала. Как только за окном темнело, они обступали его со всех сторон. Леша закрывал глаза, чтобы не видеть их, но это не помогало. Они разговаривали с ним наперебой, так что тихие голоса сливались в невнятное бормотание, он чувствовал прикосновение холодных, скользких то ли рук, то ли щупальцев и понимал, что они присасываются и вытягивают из него жизнь… Больше всего пугало то, что, когда они смогут закончить свое дело и уничтожат его окончательно, тот, другой, чье лицо он увидел когда-то в зеркале, займет его место. Ведь недаром он сказал: «Ты — это я!»

Хотелось кричать, бежать прочь, но Леша держался. «Это кончится! Это пройдет, надо лишь потерпеть немного…» — твердил он про себя.

После того как заканчивался очередной приступ, на короткое время Леша чувствовал прилив энергии. Он писал рефераты и курсовые, подолгу просиживал в библиотеке, готовился к семинарам… И ведь получалось! Преподаватели хвалили его, и даже профессор Стрешнев одобрительно кивал седой головой. Иногда Леша и сам начинал немножко гордиться собой.

Но и светлые промежутки были не радостны. Леша прекрасно понимал, что рано или поздно настанет день, когда он больше не сможет противостоять своей болезни, таить ее от окружающих — и это было страшнее всего. Как жить, на что надеяться, если впереди маячит только безумие? Разве стоит так мучиться, чтобы к концу жизни превратиться в жалкое существо вроде «овоща» в дурдоме?

Решение пришло совершенно неожиданно. В холодный и пасмурный декабрьский день, перед самой зимней сессией, Леша готовился к экзамену по истории цивилизаций. Он добросовестно штудировал толстенную книгу о мировых религиях. Иудаизм, христианство, переход от многобожия к монотеизму… По правде говоря, это было довольно скучно. Даже странно, что есть еще люди, которые способны верить, будто где-то там, на облаке, сидит добрый Боженька и надзирает за людьми. Глупость какая-то! Пережитки прошлого.

Хотелось спать, Леша зевал так, что скулы сводило, глаза слипались, но он усердно читал. Экзамен-то все равно сдавать придется… Лишь когда Леша дошел до раздела «Буддизм», он почувствовал, что его осенило, и чуть не подпрыгнул на месте от радости. Вот это действительно интересно! Если верить в переселение душ, то, пожалуй, ни жить, ни умирать не страшно… Как пел Высоцкий:

Ерничество, конечно, но по сути — правильно. Оказывается, это так просто… Смерть — это не конец, а всего лишь начало, переход к новому рождению. Каким оно будет — неизвестно, но ведь это новый шанс! Так зачем же тянуть?

С тех пор он стал просто одержим мыслью о смерти. Леша многократно представлял себе ее как долгожданную утешительницу, как самую желанную невесту… Осталось только выбрать, как это сделать, чтобы наверняка. Что лучше? Шагнуть в пустоту с крыши, чтобы за мгновение до того, как тело коснется земли, ощутить волшебное чувство полета? Или, осторожно и крепко зажав пальцами острое стальное лезвие, полоснуть по руке, там, где синеватые вены выступают под тонкой бледной кожей, чтобы потом видеть, как вытекает ненавистная отравленная кровь? Или просто проглотить одним махом десяток маленьких белых таблеток, таких безобидных и нестрашных на вид, и, одурманенным, погрузиться в темноту?