Виктория Борисова - Ключи от рая

Было, было и такое… Приходилось отправлять на родину тяжелый страшный груз 200.

И разве сам он не выжил лишь чудом? Тогда они так мечтали о том, чтобы вернуться домой… Казалось, больше и не надо ничего! Так почему же теперь кажется, что только там он и жил, а теперь остается только доживать?

Песня кончилась, и голос из динамика запел другое:

Этой песни Влад не любил. Сразу вспомнил Альку и в который раз подумал о том, насколько было бы легче умереть самому, чтобы она была жива… Он уже потянулся было, чтобы перемотать кассету вперед, но его пассажир почему-то оживился. Кажется, эта песня была ему знакома!

— Эй, командир! Сделай чуть погромче, пожалуйста.

Странный парень слушал, чуть улыбаясь, и покачивал головой в такт. Даже подпевал еле слышно. Влад удивленно покосился на него. Вот уж никогда бы не подумал, что такой чудик слушает те же песни, что и он сам!

— Что, нравится? — спросил он.

— Не в этом дело.

— А в чем?

— Это моя песня. То есть слова — мои, а на музыку ее Тимур сам положил.

— Да ну?! — изумился Влад.

Мысль о том, что рядом с ним сидит человек, который сочиняет песни и явно не имеет денег на такси, как-то не укладывалась в голове. Он подозрительно посмотрел на него.

— Правда, что ли? Не врешь?

— Точно.

— Ни фи-га себе! А ты что, тоже там был? За речкой?

Он покачал головой.

— Нет. Друг мой там погиб… А девушка осталась. Он ей потом каждую ночь снился. Вот я и написал…

Потом подумал и зачем-то добавил:

— Я пацифист.

— А это что за хрень? — удивился Влад.

Пассажир досадливо поморщился, словно уже жалел о том, что ввязался в разговор, но все же объяснил:

— Ну, в общем, человек, который против насилия.

— A-а, трус, значит! Маменькин сынок. За юбкой привык отсиживаться?

Влад словно нарочно нарывался на ссору. Хотелось сорвать на ком-нибудь тяжелую, мутную злобу и тоску, может, подраться даже… Авось легче станет! Но странный парень, кажется, вовсе не собирался отвечать тем же. Он лишь отвернулся к окну и равнодушно сказал:

— Ну, можно и так сказать. Останови, приехали.

А Влад все не унимался:

— Нет, подожди! Значит, другим за тебя воевать, а ты хочешь чистеньким быть?

— Дурак ты, — беззлобно отозвался он, — за меня воевать не надо! Каждый сам за себя воюет. Только автомат для этого совсем ни к чему.

Влад хотел ответить резко, даже грубо, но вдруг остановился. Слова незнакомца удивили его. А ведь если подумать, верно говорит чувак! Настоящая война не только с автоматом… Ему ли не знать об этом?

— Может, и так… — задумчиво протянул он, — только устал я воевать… Очень устал.

Наверное, в лице его было что-то такое, что парень впервые посмотрел на него с интересом.

— Бывает. Но это долгий разговор, и время позднее. Хочешь — зайдем ко мне, посидим… Все равно сегодня спать уже не хочется. Поговорим… Тебя звать-то как?

— Влад.

— А я — Глеб. Будем знакомы.

— Будем обязательно…

Так совершенно неожиданно у него появился друг. Поначалу Влад больше помалкивал в его присутствии, только слушал и удивлялся: сколько же всего может знать человек! Как загнет что-нибудь про Римскую империю или крестовые походы — так заслушаешься, никакого кино не надо! И стихи пишет не хуже, чем в книжках печатают. Может, даже лучше.

Влад радовался новому знакомству, но вскоре заметил, что Глеб стал как-то рассеян и невнимателен. Нет, не гнал, не отговаривался недосугом, но Влад все чаще замечал его отрешенный взгляд, словно он сосредоточенно думает о чем-то важном и едва замечает его присутствие.

Однажды Влад рассказал походя о нелепой смерти соседа: возился мужик в гараже, выпил, заснул в машине, а двигатель не выключил. Так и не проснулся…

Утром уже мертвого нашли. Почему-то Глеба очень заинтересовала эта печальная история.

— Ну-ка, ну-ка… С этого момента поподробнее!

— А тебе зачем? — удивился Влад. — Ты что задумал-то?

Глеб помолчал, оценивающе глядя ему в лицо, словно прикидывал: а стоит ли говорить? Наконец, словно собравшись с духом, он тихо вымолвил:

— Знаешь, бывает такое, что умереть лучше, чем жить. И… Не мне одному. Ты за сколько бы свою тачку уступить согласился?

Влад не сразу понял, что именно он имеет в виду. Он подумал немного, глядя в пол, и сказал тихо, но твердо:

— Я с вами.

Так он принял главное и последнее решение в своей жизни. Остается только выполнить его, чтобы все прошло по возможности гладко, без сучка и задоринки…

Влад посмотрел на часы. Половина второго уже! А завтра очень трудный день. Старенькая «шестерка» еще может сослужить последнюю службу.

Надо бы поспать хоть немного.

Леша Савельев лежал на кровати, но заснуть не мог, как ни пытался. Ветер гонит тяжелые низкие облака, и лишь иногда за ними проглядывает полная луна. Ее бледный, тревожащий свет всегда сводил его с ума. Казалось, что там, высоко, в темном ночном небе, есть кто-то огромный, страшный, почти всесильный… И он наблюдает за ним с веселым и жестоким любопытством. Так мальчишка заглядывает в разворошенный муравейник, смотрит, как суетятся крошечные букашки, пытаясь спасти, что могут.

Он тяжело, с усилием, поднялся, задернул шторы с голубыми цветочками и щелкнул выключателем. Комнату залил теплый электрический свет. Сразу стало уютнее и даже как будто теплее. Ночь на время отступила.

Но ведь себя-то не обманешь! Возвращаться в постель не хотелось — все равно уже не уснуть. Леша скорчился на табуретке, обхватив себя руками, словно пытался защититься, спрятаться, стать маленьким и незаметным. Он чувствовал, как тени крадутся к нему, протягивают длинные жадные руки, чтобы схватить, удержать, запеленать липкой паутиной, словно огромный паук, и, присосавшись, капля за каплей выпивать жизнь.

Леша чувствовал приближение приступа болезни, которая так измучила его. Вот, опять подкрадывается, снова… По науке она называется шизофрения, но Леша про себя звал ее просто, по-свойски, — сука.