Виктория Борисова - Ключи от рая

Ведь, если быть честным с самим собой, рая он и в самом деле не заслужил. Слишком уж хотел успеха, хотел приятной, легкой, сытой жизни… Вот Томас Лермонт не пытался торговать своим даром! Он даже королю не кланялся и уж точно не писал рекламных текстов о прокладках и шампунях…

Стоило ему так подумать, как все вокруг потемнело. Исчезли краски, запахи и звуки, исчез благоухающий райский сад. Прямо над головой сверкнула ослепительная вспышка, и горячая волна швырнула его ниц. Темнота стала плотной, осязаемой. Она окружала его со всех сторон, и Глебу казалось, что вот-вот он растворится в ней без остатка.

Сколько это продолжалось, он не знал. Когда Глеб снова сумел открыть глаза, все вокруг было серым, словно в тумане…

Подняв голову, он увидел, что прямо над ним стоит ангел — тот самый! Он ничуть не изменился за прошедшие годы — то же одеяние, простое крестьянское лицо, нос картошкой и хитроватые зелено-карие глаза в прищуре рыжих ресниц. Нимб по-прежнему торчал над головой, словно околыш от фуражки.

Узнав старого знакомца, Глеб зажмурился и потряс головой, словно пытаясь отогнать наваждение. Этого просто не может быть!

Но видение не исчезло. Ангел смотрел на него с жалостью и укоризненно качал головой.

— Вот вечно так! Чуть не углядишь — сразу накладки случаются… — сказал он и деловито добавил: — Ничего-то ты не понял! Теперь просто так не отделаешься.

С трудом поднявшись на ноги, Глеб даже попытался усмехнуться:

— И что теперь — в ад отправят? К чертям на сковородку?

— Нет, зачем в ад! — всплеснул руками ангел, словно удивляясь его непонятливости. Потом вдруг посерьезнел и произнес совершенно другим, казенным голосом:

— По вашему вопросу принято окончательное решение.

Он подумал немного и добавил уже совсем другим, вполне человечным и даже сочувственным тоном:

— Ты пойми, дурья башка, вы же все помечены теперь! Алый крест — это тебе не просто так… Пока не выполнишь, что должен, — туда не пустят!

Только сейчас Глеб испугался по-настоящему. На секунду он вновь увидел свое тело — переломанное, окровавленное, распростертое на грязном асфальте — и содрогнулся.

— И как я теперь буду — таким? Там же седьмой этаж! Да потолки высокие! В морге по чертежам не соберут!

Ангел равнодушно пожал плечами.

— Ну, не знаю… Это уж как получится. А жить все равно придется!

В голосе его звучала такая убежденность и непреклонная вера, что Глеб почувствовал, что спорить и доказывать что-либо бесполезно, а умолять — еще и унизительно. «Приговор окончательный и обжалованию не подлежит!» Он как-то сник и даже смирился со своей участью.

— Так что пошли, — ангел положил ему руку на плечо, и Глеб удивился ее каменной тяжести, — тебе — назад.

Они шли по облакам, и каждый шаг давался Глебу с невероятным трудом. Ноги вязли, словно в глубоком снегу, но ангел шагал как ни в чем не бывало.

Глеб очень устал. Он был измучен, подавлен случившимся… И дальнейшие перспективы на оставшуюся жизнь выглядели вовсе не радостно. Но вместе с тем было и любопытство. В голове роились сотни вопросов, а когда еще выдастся случай пообщаться с ангелом? Наконец он решился — и обратился к своему провожатому:

— Слушай… А можно тебя спросить?

— Ну, спрашивай! — разрешил ангел. — Что смогу — скажу, а если не положено…

Он развел руками. Не проси, мол, тогда, нельзя так нельзя!

— А ты что, тоже был человеком? Ну… — он замялся, подыскивая подходящее слово, — раньше?

— Да, был, — охотно отозвался ангел, — мы здесь все такие, как говорится, из бывших!

— А чем занимался?

— Да тем и был. Гаишником, — охотно ответил он. — Я тут, можно сказать, по специальности работаю!

Ангел даже приосанился, улыбаясь своей шутке.

— Да ну! — Глеб аж присвистнул от изумления. — А тебя-то за что в рай пустили?

Вот что-что, а гаишник-ангел — это действительно было странно. Даже невероятно.

Беспредел на дорогах и алчность гаишников давно вошли в поговорку, став темой для бесконечных баек и анекдотов… А тут — в рай!

Но ангел вовсе не обиделся и спокойно ответил:

— Да, слаб человек, слаб! И я — как все. Не зарывался, конечно, и все же… В общем, грешен.

— А дальше что?

Ангел вдруг помрачнел. Словно тень пробежала по его лицу, и на мгновение оно стало скорбным, как у ветхозаветного пророка.

— Авария случилась. Прямо рядом с постом. Я из своего «стакана» все видел. Мужик какой-то на убитой «четверке» с «КамАЗом» столкнулся. С дачи ехал, наверное… В машине народу как сельдей в бочке — сам за рулем, баба его, двое детей да еще тетка какая-то на заднем сиденье — теща, может, или кто она ему там… В общем, двери заклинило, сами выбраться не могут, крик, ор… да еще бензин на асфальт хлещет! Одна искра — и все.

— А ты?

— А что я? — ангел пожал плечами так, что крылья затрепетали в воздухе. — Не смог я этого видеть. Одно дело — трешки-пятерки сшибать, а другое — когда у тебя на глазах вот-вот пять человек заживо сгорят. Сам не понял, что меня дернуло. В общем, рванул туда, к машине… а дальше — не помню. Все.

— Так ты их спас или нет? — спросил Глеб. Почему-то ему казалось очень важным, чтобы не напрасно погиб такой страшной смертью этот простой и добрый парень.

Но ангел, кажется, придерживался другого мнения.

— Говорю же тебе — не знаю! — отрезал он.

Потом подумал и тихо добавил:

— Себя спас, это да…

Они еще долго шли молча. Наконец впереди показался странный мерцающий свет, словно окно образовалось в плотной облачной пелене и оттуда видно солнце…

— Все, тебе пора. Дальше придется одному.

Ангел чуть сжал его плечо. В этом движении было сочувствие — простое, человеческое… Не воздаяние за грехи, не особая, небесная справедливость, даже не всепрощение любящего существа, а просто сочувствие — держись, мол, мужик…

— Прощай.

— И ты прощай! И… Спасибо тебе за все.

Ангел чуть подтолкнул его вперед, и Глеб почувствовал, как летит по узкому извилистому тоннелю. Это путешествие было долгим, очень долгим… Тело изгибалось, выворачивалось в невероятных позах, словно приобретя нечеловеческую гибкость, и Глеб уже думал, что это никогда не кончится! Наконец словно чья-то сильная рука встряхнула его, как щенка за шкирку, Глеб вздрогнул… И открыл глаза.

Очнувшись, он увидел над собой серый потолок в разводах. «Наверное, это больница, реанимация… Значит, все-таки жив!»

Глеб не мог ни двигаться, ни говорить — из горла торчала какая-то трубка, и воздух проходил в легкие словно под давлением. Было очень унизительно лежать вот так, словно насекомое под стеклом, насаженное на булавку…

Но вместе с тем была радость. Радость от того, что ему дан еще один шанс совершить то, что должен, ради чего он когда-то родился на свет, и, может быть, когда-нибудь его еще пустят в рай!