Яков Ершов - Подростки

Щелкнул дверной замок, и в открывшуюся щель просунулся узкий длинный нос.

— Чего тебе опять?

— Да вот друга своего привел, — поспешил ответить Борис, наполовину просовываясь в приоткрывшуюся дверь. — С дружком познакомить хочу.

— А друг твой не из тех, что по улицам безобразничают?

— Нет, нет, — уверил Борис. — Хороший друг. Да вы его знаете. Сережа. Вместе со мной в пионерском лагере жил.

Как это ни удивительно, но меня бабка сразу признала:

— Помню, помню. Как же! Очень послушный мальчик. Входите. Спасибо, что не забываете старую нянечку. — И дверь широко распахнулась.

Мы вошли в узкий коридор, и, пока раздевались, старушка хлопотала на кухне.

— Сейчас чайничек вскипячу, — доносилось оттуда. — Чайку горяченького попьем с пирожками. И я с вами за компанию.

Старушка оказалась очень подвижной и разговорчивой. Пока она накрывала на стол в небольшой, но уютной квадратной комнате, мы успели узнать, что она четвертый год на пенсии, а раньше жила вдвоем с внучкой, оставшейся от рано умерших родителей. Но внучка закончила инженерный институт и уехала на стройку. Зовет теперь и ее к себе, да квартиру бросать жаль.

Борис все порывался завести разговор о комнате, но я одергивал его: не время, мол. Мы пили чай с вишневым вареньем и сочными яблочными пирогами, а чувства испытывали совершенно различные. Я мог безошибочно предположить, что тетя Груня, которая поначалу испугалась вечерних незваных посетителей, теперь отошла и была уже рада, что гости помогли ей скоротать зимний вечер. Я, конечно, беспокоился за друга, но все же терпеливо ждал, когда закончится чаепитие и мы отправимся по домам. И только Борис все еще был охвачен тревогой. Его главная задача, ради решения которой он потерял уже столько времени и теперь вот уже второй раз пришел в этот дом, все еще не была выполнена. Он знал неровный характер бабки Груни, которая иногда, как говорят, мягко стелет да жестко спать. Она и первый раз вот так же хлебом-солью встретила его, а как дошло до серьезного разговора, сразу переменилась, словно и знать его никогда не знала. И Борис украдкой поглядывал то на тетю Груню, то на меня, прикидывая, не напрасны ли будут его усилия и на этот раз.

Первой подошла к делу тетя Груня. Отправив в рот лежавший у нее на блюдечке кусочек сахару и запив его чаем, она перевернула на блюдце чашку и повернулась к Боре:

— Ну-с, молодой человек, а теперь выкладывай, зачем пожаловал. Денег будешь просить или комнату торговать?

Боря, не ожидавший от бабки такой прыти, даже опешил.

— Комнату, комнату торговать, — пролепетал он. — Я ведь в тот еще раз толковал вам, что сестренка моя двоюродная приезжает из Калуги и просила снять для нее комнату. Девушка она серьезная, положительная.

— Положительная, — подхватила последнее слово тетя Груня. — Это главное, чтобы положительная. Не люблю нынешних вертихвосток. Платье обкорнают… Срамота одна.

Видя, что сговор идет успешно, Боря решил для верности сослаться на меня.

— Чтобы у вас не было никаких сомнений, тетя Груня, — сказал он, — я сегодня зашел вдвоем с Сережей. Все-таки он официальное лицо — староста нашего класса. И он может заверить вас, что сестренка моя девушка славная и прилежная. И за порядком она следить умеет, и к чистоте приучена. Так что будет вам надежной помощницей. За молоком ли в магазин сбегать, за хлебом ли сходить, на это у нее ноги бойкие.

Я дивился, откуда взялось у молчаливого и сдержанного всегда Бориса столько красноречия, и только кивал головой:

— Так, так.

Тем временем бабка перевела разговор на деловую почву.

— Что ж, коли так, — пропела она, — пойдите осмотреть комнату. Я люблю товар лицом предъявить.

Комната оказалась поуже той, в которой мы чаевничали. В ней было много света, проникавшего через широкое с двумя створками окно.

— Очень мило, — похвасталась тетя Груня, — если б парень, ни за что не поселила б. А девушка, надеюсь, сохранит здесь уют.

Для приличия я тоже похвалил комнату. Сказал, что в ней сухо, светло, чего же еще надо. Боря и тетя Груня быстро сговорились.

— Может завтра и переезжать квартирантка. Мы уже с ней сами решим, как жить в ладу и согласии.

Но Боря сказал, что завтра сестренка переехать не может. Она пока еще в Калуге. А вот он сообщит ей, что подыскал комнату, тогда она и пожалует.

— Ну, как вам угодно, — недовольно проворчала тетя Груня. — Только в таком разе попрошу оставить задаточек. А то у меня тут многие ходят, на квартиру просятся. Могу и сдать им комнату.

Все мог предположить Борис: и что ему откажут, и на порог не пустят, а вот что с него потребуют задаток, этого он предугадать не сумел. И из-за этого чуть все дело не расстроилось. Старушка стояла на своем и уверяла, что завтра же сдаст комнату первому попавшемуся жильцу, если не получит задатка. Пришлось нам вывернуть все карманы. И насчитали мы в общей сложности полтора рубля.

— Деньги у меня есть, — шепнул мне Боря. — На днях старенький фотоаппарат продал одному любителю. Да все деньги дома остались.

— Вот, — сказал Боря, выкладывая на стол всю наличность. — Обобрала ты нас, тетя Груня, до нитки. Домой придется пешком идти.

Тетя Груня узкой шершавой ладонью смахнула деньги со стола в карман.

— Уж как вы до дому будете добираться, это не моя забота, — сказала она. — А все должно быть по закону. Сняли комнату — оставьте задаток. Я тоже убытку терпеть из-за вас не желаю.

Она вновь подобрела и хотела даже оставить Боре ключи от квартиры на случай, если квартирантка явится, когда ее, тети Груни, не будет дома. Но Боря сказал, что ключей он пока не возьмет. О своем приезде сестренка даст ему телеграмму, и тогда уж он специально зайдет и предупредит хозяйку.

Уже стемнело, когда мы выбрались на улицу. С севера потянул ветерок, и растаявшие за день лужи начали подмерзать. На самой середине тротуара сидела черная кошка. Боря осторожно обошел ее сторонкой. Я посмеялся над этим и пошел прямо. Кошка не сдвинулась с места, и я слегка задел ее ногой.

Домой мы оба возвращались в хорошем расположении духа. Я был рад, что помог в трудную минуту другу и что наше «путешествие» окончилось удачно. У Бори тоже не было основания быть недовольным сегодняшним вечером. Он заметно повеселел и тихонько насвистывал модный мотивчик. Но иногда сумрачная тень набегала на его лицо. Он сдвигал густые белые брови, сжимал губы и шагал, не разбирая дороги. Модный мотивчик надолго исчезал. Что-то беспокоило его. А что, я понять не мог. И чтобы отогнать от него грусть, я болтал обо всем, что в голову придет: о Светке, о Нине, о том, что мне все равно, как она ко мне относится. Учеба — вот это главное.

Борис не возражал, но, кажется, и не слушал. Крупные хлопья снега падали на тротуар, заметая наши следы.