Яков Ершов - Подростки

Но к тому времени, когда пришел Боря, Тамара уже успокоилась, слезы высохли на ее щеках, и ее первоначальное решение показалось ей слишком поспешным. Может, все еще уладится. Не стоит расстраивать маму. В конце концов ей виднее, как лучше поступить. А она, Тамара, все стерпит, ради мамы стерпит.

— Надо что-то решать, — сказал Боря. — Ты посоветуйся с матерью. Заяви ей прямо…

— Нет, нет, — остановила его Тамара. — Не надо сейчас. Потом как-нибудь. У мамы очень плохое сердце. Не стоит ее из-за меня расстраивать.

— Но и так продолжаться не может. Вы обе таете на глазах, а он…

— Все равно, — отмахнулась Тамара. — Потом, потом… А сейчас надо укладывать вещи.

Боря не стал настаивать. Но сказал:

— Хорошо, я сам позабочусь о тебе. Только собери свои вещи отдельно. В отдельный чемодан.

— Конечно, — согласилась Тамара. — Вот в этот чемодан. Ты иди, помоги ему. А то он опять рассвирепеет.

За окном послышался шум подъехавшего автомобиля. Дверь резко захлопнулась, и Василий Степанович, веселый, улыбающийся, словно ничего не произошло, сказал с порога:

— Ну-с, молодые люди, довольно любезничать. Машина подошла, будем грузить мебель.

Тамара поднялась с кушетки и принялась укладывать свои вещи. Неожиданно оказалось, что вещей у нее значительно больше, чем можно было предположить. Из каких-то потайных уголков она доставала вдруг давно забытые игрушки и никак не могла решить, что же с ними делать. Старую, потрепанную куклу она долго держала перед собой в руках, все глядела на нее, вспоминая, сколько же лет прошло с тех пор, как папа привез ее из своей последней командировки. Тут же начала рассказывать мне, что это был за счастливый, незабываемый день. Она проснулась утром от назойливого солнечного зайчика, прыгавшего у нее на щеке. И не сразу поняла, что это лежит рядом с ней на подушке. Кукла была новенькая, в ярко-красном платьице, с длинной черной косой. Тамара схватила ее, закружилась от радости. Это было самое теплое воспоминание об отце, и ей стало приятно оттого, что оно ожило сейчас с такой силой, что, казалось, будто и не случалось того страшного, после чего она уже ни разу не видела отца. Она вздрогнула, испугавшись, как бы не вошел в комнату Василий Степанович. Ей было бы сейчас это особенно неприятно. Прижав куклу обеими руками к груди, она поцеловала ее и аккуратно положила в уголок чемодана, прикрыв сверху стареньким своим платьицем, чтобы никто не увидел и не запретил ей взять с собой эту единственную вещь, связывающую ее с незабываемым и безмятежным прошлым.

Осторожно выглянув в коридор, она сбегала в чулан и принесла большую черную сумку, с которой когда-то они с мамой ходили за продуктами. Поставив ее на пол, она сложила в нее все свои игрушки, которые были свидетелями ее счастливого и приятного детства, а сверху положила свой лыжный костюм, который мама купила уже без папы, но еще тогда, когда в их доме не было Василия Степановича.

Оттащив сумку в угол комнаты, Тамара опустилась на кушетку с таким чувством, будто совершила что-то очень важное, не сделав чего, она осталась бы в долгу перед памятью прожитых ею лет. Она радовалась, что закончила все эти свои сборы прежде, чем Василий Степанович зашел в комнату. Он мог бы помешать ей думать о прожитом, особенно об отце.

Теперь ее ни капельки не напугали по-хозяйски тяжелые шаги в коридоре, хотя минуту назад она не хотела и боялась их услышать. Распахнув дверь, в комнату вошел запыхавшийся Василий Степанович с чемоданом в руке.

— Пусть постоит здесь пока, — произнес он, ставя чемодан у стены, напротив кушетки. — Надеюсь, не помешает? — И пояснил: — А то там посторонние люди: шофер и прочие… Подальше от соблазна.

Тамара ничего не сказала, и Василий Степанович ушел, скрипнув рассохшимися паркетинами. Только тогда Тамара перевела взгляд на принесенный им чемодан. Он был как две капли воды похож на тот, в который она укладывала свои вещи. И она вспомнила, что мама купила их в один день и в одном магазине. Один — для Томы, собиравшейся в пионерский лагерь, другой — для себя и для папы, для его командировок. Теперь они оба сошлись в ее комнате.

Боря влетел в комнату разгоряченный и сразу же заторопил:

— Как у вас тут? Поторапливайтесь. Две машины уже отвезли. Сейчас последний рейс. Тебе помочь?

Тамара отвела его руку:

— Не надо. Уже все. Вот последняя кофточка. — И усмехнулась: — Отказалась от помощи, а напрасно. Вещей столько, что, пожалуй, не закроется крышка. Поднажми коленкой.

Они вдвоем налегли на крышку чемодана, и Тамара щелкнула застежками.

— Все.

— А это что за чемодан? — спросил Боря. — Тоже твой?

Тамара лукаво подмигнула. Кивнула на дверь:

— Он принес. На сохранение. Хочешь посмотреть? — Она отстегнула замки и подняла крышку.

— О, да тут золото! — удивился Боря.

— Да нет, — поправила его Тамара. — Просто ценные вещи. Он дрожит над ними, как курица над цыплятами.

— Откуда это у вас?

— Мамино. Еще с папой покупали. В подарок друг другу. Вот и набралось. Хрусталь, броши, бусы. Правда, много? Целый чемодан!

— Закрывай! — строго, каким-то чужим голосом сказал Боря.

Тамара щелкнула замком и присела на кушетку.

— Присядь перед дорогой, — пригласила она.

— Мальчики, кто-нибудь — на помощь! — крикнул из коридора Василий Степанович.

Я бросился на зов и в дверях столкнулся с Марией Сергеевной. Нагруженная сумками, она поторопила:

— Все, все. Спускайтесь скорее.

Василий Степанович заскочил в комнату, схватил чемодан и унес к машине. Тамара заспешила. Она подняла чемодан, стоявший у стенки. Но он показался ей тяжелым, и она передала его Боре, оставив у себя сумку с игрушками. Я взвалил на плечи тяжелый узел, и все начали спускаться вниз.

Василий Степанович в кузове машины принимал вещи, бережно укладывал их, чтобы не побились во время движения. Боря подал в кузов принесенную Тамарой сумку, огляделся. Кажется, все. Он помог Марии Сергеевне и Тамаре залезть в машину. Я забрался в кузов сам. Василий Степанович с коричневым чемоданом устроился в кабине.

— А ты как же, Боря? — крикнула Мария Сергеевна. Она оглянулась: места в грузовике больше не было.

— Не беспокойтесь, — махнул рукой Боря. — Я на автобусе быстрее вас доеду.

Машина тронулась. Боря помахал нам рукой и пошел к подъезду.

Все, что будет рассказано ниже, я узнал от Тамары. Я просил ее изложить события того вечера и следующего утра поподробнее, так как они очень близко касались меня. Я до сих пор не понимаю, почему подозрения, которые пали на Борю, не коснулись меня. Ведь мы были с ним все время вместе. И таскали вещи, и грузили их в машину. Только с последним рейсом я отправился один, без Бори. Он обещал приехать следом на автобусе. Но не приехал. Подождав его немного, я помог Василию Степановичу выгрузить вещи из машины, и он отправил меня домой. Но почему же теперь Василий Степанович обвинил в пропаже одного Борю? Только Борю.