Любен Каравелов - Повести и рассказы

— Я выйду за Смила, которого поклялась любить до гроба, — сказала она.

— Что такое? Что ты там лепечешь? — крикнул Георгий, зеленея от злости.

— Я говорю, что моим мужем будет Смил, — тихо повторила Мария.

— А я говорю, что я тебя скорей живой в землю закопаю, чем позволю тебе стать женой этого бунтовщика, — возразил Георгий, заскрипев зубами, как скрипят немазаные ворота.

— Ах, Марийка, Марийка! Разве так разговаривают с отцом? — возмущенно произнес Спиро.

— Ты лучше своих учи, — ответила девушка.

— Ступай, брат Спиро, позови Ненчо, — промолвил Георгий с перекошенным от бешенства лицом.

Через полчаса Спиро вернулся с Ненчо. Они застали Марию и отца ее в том положении, в котором их оставил Спиро.

— Добрый день, — сказал Ненчо и умильно взглянул на Марийку.

Ненчо Тютюнджиев был из тех людей, что всю жизнь свою посвящают деньгам, пуская в ход все дозволенные и недозволенные средства для их добывания. Он был маленький, худой, горбатый, косоглазый. У него были густые черные волосы и усы, а голова имела очень странную форму: она напоминала камилавку, какую носят греческие монахи. Если бы такие волосы и усы украшали какого-нибудь рослого Шопа [109] Шоп — житель Западной Болгарии. , они были бы на своем месте, но столь густая поросль на голове такого маленького человека производила дикое впечатление. Глядя на это чудовище, каждый невольно думал: «Это какое-то ненормальное явление! Или ветвистый лес сам засохнет без необходимого питания и притока физических сил, — ибо такая буйная растительность нуждается в пространстве и плодородной почве, — или он истощит человека, так как требует обильного удобрения и жизненных соков». В самом деле, поразительное зрелище представляла собой эта обросшая длинными густыми косами обезьянья физиономия, исхудавшая от жадности к деньгам и разных других недугов.

Когда эта обезьяна села, Георгий, обернувшись к Марийке, приказал:

— Иди, целуй мне руку.

Между тем Ненчо вынул из кармана сверток с двумя бриллиантовыми кольцами и жемчужным ожерельем. Эти вещи несколько лет тому назад заложил ему за сто тридцать лир один из часто сменявшихся рущукских пашей.

— Пойди сюда, Марийка, я хочу сделать тебе хороший подарок, — сказал Ненчо. — Эти вещи мне недешево стоили. Тысяча червонцев цена им.

— Повесь их себе на шею, — ответила Марийка, глядя с ненавистью на своего нового суженого.

— Если они тебе не нравятся, я дам тебе другие, в десять раз красивее.

Тут в комнату вошла Георгевица. Подойдя к лавке, она увидела кольца и ожерелье. У нее глаза разгорелись от жадности.

— Ах, какая красота! Какая роскошь! — заахала она, вздыхая, как кузнечные мехи. — Сколько заплатил, кир Ненчо? Что стоит ожерелье? А кольца? Наверно, не меньше двухсот червонцев.

— Они обошлись мне в пятьсот тридцать червонцев, — гордо ответил Ненчо и еще раз поглядел в глаза Марийке.

— Целуй руку и бери подарок, — снова приказал ей Георгий.

— Никогда Мария не будет женой этой горбатой обезьяны, — ответила Марийка и выбежала из комнаты.

По мнению одного европейского мыслителя, безверие и даже прямое отрицание всякого божества для человека гораздо полезней, чем грубое суеверие и бесчеловечные нравы и обычаи, освященные всевозможными религиозными обрядами. Это верно. Любое религиозное установление сохраняет в глазах человека святость лишь до тех пор, пока оно нравственно и человечно; любой народный обычай вызывает сочувствие человечества лишь до тех пор, пока отвечает человеческим склонностям; наконец всякая народная особенность пользуется уважением людей лишь до тех пор, пока облегчает жизнь народа, которому принадлежит. По-моему, лишь чистая, святая правда способна найти отзыв в любое время и у любой народности. Приведу пример. Шарль Вандло написал «знаменитую» картину следующего содержания: Сарра приводит к Аврааму Агарь и соблазняет своего старого мужа лечь с рабыней. Агарь изображена полуобнаженной, красивой, прелестной. Красавица старается возбудить похоть Авраама, Сарра восхваляет ее прелести; а старый патриарх, как восточный сластолюбец, выразительно указывает пальцем на пышное ложе. Если все это можно признать религиозно нравственным, то придется одобрить и патриархальность наших отцов, которые воспитывают детей, как своих рабов и рабынь, и распоряжаются их судьбой по собственному усмотрению. Но кто может одобрить образ действий Георгия Пиперкова? Кто осудит Марийку и ее решительность? «Каждый сын и каждая дочь должны покоряться родителям, слушаться их, исполнять их волю, — говорят моралисты. — Сама религия осуждает строптивых и непокорных детей. Сын или дочь, не слушающиеся отцовских советов, будут несчастны всю жизнь». Все эти мудрые рассуждения очень похожи на ту картину. Если бы отец с матерью руководились в таких случаях здравым смыслом или внушениями родительской любви, тогда было бы совсем другое дело. Но, как известно, многие почтенные родители выбирают в мужья и жены своим дочерям и сыновьям не людей и товарищей, а богатых идолов, которые делают этих юношей и девушек несчастными, попирая священную свободу человеческой личности.

Выйдя из комнаты и предоставив своему новому суженому хвастать перед ее матерью принесенными драгоценностями, Марийка стала думать: «Это просто немыслимо… Этого нельзя допустить… Я тоже человек… Посмотрела бы я на женщину, которая способна полюбить такую обезьяну. Как же мне послушать отца и выйти за этого вампира, который и на человека-то не похож? Нет, нет… Пускай хоть режут на части…»

Тут слух бедной девушки уловил сухое покашливание горбатого урода и противный голос кира Георгия. Она вздрогнула. Как горька судьба болгарки! По-моему, болгарин остается столько столетий рабом только оттого, что у него мать — рабыня. Кого же способна рожать и выращивать рабыня, кроме рабов? Болгарка переступает порог мужниного дома только для того, чтобы приняться за тяжелые домашние работы и услаждать жизнь своего тирана. Величайшее счастье болгарки заключается в том, чтобы доставлять физическое наслаждение мужу! Какая тяжелая, печальная, убийственная участь! Я жалею болгарских женщин и желаю им добиться лучшего положения, более человеческой жизни, так как желаю лучшего исторического будущего для всего болгарского народа. Освободив женщину, мы освободим самих себя.

Но так или иначе, Марийка попала в скверное положение: отец ее был из тех, кто не терпит никаких противоречий, а мать думала не столько о том, кому отдает свою дочь, сколько о подарках. Когда Марийка ушла, кир Георгий обратился к Ненчо с таким советом:

— Ты поторопись со свадьбой. Я зря тянуть не люблю. Куй железо, пока горячо.