Любен Каравелов - Повести и рассказы

— Что нового в городе?

— У меня важные новости, — ответил кир Георгий.

— В чем дело? Говори! — приказал управитель Дунайского вилайета.

— Наши мерзавцы составили тайное общество… У них заговор… Они готовят восстание, — промолвил Георгий с таким видом, словно у него пожар в доме.

Сонная физиономия Митхад-паши оживилась; глаза его приобрели кошачье выражение, нижняя губа выпятилась, голова затряслась.

— Кто эти мерзавцы? Кто принимает участие в заговоре? Кто готовит восстание? Против кого оно? — стал расспрашивать он, глядя на кира Георгия, как резник на боднувшую его корову.

— Молодые бездельники… Смил с Иваном… Говорят, Стойчо Голый с ними, — ответил Георгий, качая головой.

— Что ж, придется им познакомиться с Митхад-пашой! Я давно знал, что учителя — бунтовщики. Только улик было недостаточно. Ты можешь доказать, что Смил — бунтовщик? Докажешь — большую награду получишь. Я давно собираюсь порастрясти ваши школы и подрезать крылья вашим учителям. Рассказывай, что тебе известно, — сказал Митхад и весь обратился в слух.

— Ненчо Тютюнджия сообщил мне, что несколько молодых бездельников собрались вчера вечером у Стойчо Голого и пели бунтовские песни. Смил сказал, что болгары должны защищать свои права до последней капли крови, а дочь Стойчо запела:

— Эй! — крикнул Митхад-паша и ударил в ладоши.

Два жандарма вошли, поклонились и застыли в ожидании.

— Пойдите приведите Ненчо Тютюнджию! — приказал Митхад-паша.

Жандармы ушли.

— Я давно знал, что Смил — человек опасный, — продолжал Георгий, — но мне хотелось захватить его с поличным и разоблачить по всем правилам. Я обманул его, сказал, что хочу его своим зятем сделать, и старался выведать, чем он дышит, с кем водится. Но он хитрый, как лисица. Раз пришел ко мне и завел речь о том, что, мол, чорбаджии — мошенники, паши грабят население, у правительства нет ни чести, ни совести, турки — кровожадные волки и что старых мироедов надо истребить. «Зачем истребить?» — спрашиваю. «Затем, что они продают наш народ, нашу национальность, наше достоинство», — ответил он. «Не говори мне таких слов, — возразил я ему. — Я верноподданный султана и обязан отдать тебя в руки правосудия». А он мне: «Пока, говорит, в Болгарии существуют такие негодяи, наш народ будет подвергаться всяким насилиям и носить на шее тяжкое ярмо турецких варваров».

«Он совершенно прав», — подумал Митхад-паша.

— Моя Марийка влюбилась в этого бродягу, — продолжал кир Георгий, — и просилась за него. Но я еще с ума не сошел. Утром послал за Ненчо Тютюнджией. Человек богатый, известный… Мне бродяги в доме не нужны!

«Не нужна куму жареная курица», — подумал Митхад-паша.

— Из Румынии часто приходят разные бродяги, останавливаются у Стойчо Голого и совещаются насчет того, чтобы поднять бунт и освободить Болгарию, — продолжал Георгий, стремясь угадать, что думает Митхад-паша, и заслужить его расположение.

— Ты можешь подтвердить все это на следствии? — спросил валия.

— Могу, — ответил кир Георгий. — Хоть под присягой.

— А как нам накрыть заговорщиков?

— Надо ночью окружить дом Стойчо, где бывают их сходки.

— Как только узнаешь, что бунтовщики собрались, сейчас же дай мне знать. Я приму меры, — ответил Митхад-паша.

В это время Ненчо Тютюнджия был дома и разговаривал с матерью, внешним видом своим напоминавшей сухое грушевое дерево.

— Я хочу тебя расспросить. Ты мне мать, — говорил Ненчо, пристально глядя ей в глаза.

— Не спрашивай. Я стара… ничего не знаю. Решил жениться, так дай мне немножко денег и отошли к своей сестре. Сама знаю, что я у тебя — бельмо на глазу. Ты хочешь из богатого дома невестку взять, а у тебя мать простая… Эх, Ненчо, Ненчо! — промолвила старушка, и крупные слезы покатились из глаз ее.

— Я тебя не гоню, а только прошу получше одеваться и вести себя умней. У Ненчо мать должна такая быть, чтобы ее не стыдно было людям показать. А ты? Ну скажи, чего ты людей чураешься? Никто тебя не съест. Посмотри вокруг. Ведь ты совсем одичала.

— Отошли меня к сестре, — повторила старушка.

— А что люди скажут? Ты думаешь — мне все равно, хвалят меня или ругают? Отдай свою шелковую юбку красильщику: пускай покрасит. Что ты ее прячешь? А куда новый платок девала, который я тебе пять лет тому назад из Джумаи привез? Или тоже дочери отдала? Я не желаю работать на чужих. Ну чего ты плачешь? Рассчитывала, что сын помрет, а имущество, которое он с таким трудом добыл, твоему зятю достанется? Ошиблась в расчетах: твой сын еще сто лет проживет.

— Ненчо, Ненчо! — еще раз воскликнула старушка и вышла из комнаты.

«Не хочу больше на других работать, — думал Ненчо. — Стану жить сам по себе. Ну их всех к черту!.. Никого не буду слушать. Буду делать, что мне вздумается: у меня своя голова на плечах. Женюсь и по-царски заживу. Денежки припас. Марийка хорошенькая. От людей почет и уважение. Чего еще надо?.. Буду на лавке сидеть. Марийка подойдет — рядом сядет. Я трубку курю, она шьет. Кругом чисто, полный порядок… Мир и тишина! Рай земной! Я нахмурюсь — она подойдет, обнимет. «Что это ты задумался, как индюк на припеке?» — скажет. И поцелует алыми губками. Блаженство! Женатый — не то, что бездомовный какой… Женатый знает, что у него в доме кое-что такое есть… Ну их к черту всех!»

Эти мечты до такой степени разволновали Ненчо, что он забыл все на свете, даже свои богатства, о которых думал круглые сутки, во сне и наяву.

— Свадьбу, свадьбу скорей! — воскликнул он, закрыв лицо руками.

Но тут сладкие грезы его были прерваны стуком в дверь, и через мгновение в комнате появились два жандарма из конака. Они приказали ему немедленно явиться к Митхад-паше.

— Вы не знаете, аги, зачем меня вызывают? — спросил Ненчо в испуге.

— Иди скорей! — крикнул в ответ один из них, без всяких церемоний толкнув счастливого жениха к двери.

— Чего деретесь? — то и дело спрашивал он эскортирующих его закоренелых злодеев по дороге в конак.

Но нелицеприятные стражи продолжали молча угощать злосчастного гяура тумаками, доведя его в конце концов до самого жалкого состояния.

— В коране сказано: остерегайся людей, которых аллах отметил, — сказал один жандарм другому.

— Почему? — спросил тот.

— Этот горбатый еж с ножом против султана пошел. Несколько тысяч гяуров собрал. Они решили город поджечь и всех правоверных перерезать.

— Быть не может! Да у него силы не хватит муху убить, а ты говоришь: всех правоверных перерезать! Ха-ха-ха! Хорош гайдук, нечего сказать! — возразил второй, заливаясь смехом.

— Я тебе говорю: аллах велит меченых опасаться. Кабы этот черт на человека похож был, ему бы дьявол не помогал. Да! Дьявол только в тех людей вступает, которых ангел покинул и они на человека не похожи, — серьезно сказал жандарм, и бедный Ненчо получил еще тумака в спину.