Юрий Семенов - Тропа обреченных

— Я жаловаться буду Хмурому.

— Ты мне пожалься, больше пользы выгадаешь.

— Друже Рысь, в чем дело? Мне будто не доверяют. Куда мы идем?

— А вот это тебе бы и по рангу не поспешить бы спрашивать. Что-то ты наперед забегаешь, подмечаем. Куда торопишься? Кто тебя подгоняет? Вот что сомнительно.

— Во мне сомнение? Тут какая-то ошибка, друже Рысь. Не терзай, ты же мне друг?

— Какой я тебе друг, Зубр? Только и всего-то на одних нарах пару недель провалялись. Друг, когда все без вдруг… По-разному мы с тобой поем, — согнал тот с лица всякий наигрыш.

А на лице Зубра застыло глупейшее растерянное выражение. Он ничего не мог понять, вспоминая слова «по-разному мы поем».

— Друже, ты когда последний раз видел Угара? — не отставал Рысь.

Зубр задумался: сообрази тут попробуй, когда это было!

— В ноябре, после праздника, числа десятого.

— Какого праздника, Зубр?

— Так этого, ну, ихней революции, — не понял тот сразу причину вопроса.

— А ты голосом выдаешь, будто о рождестве Христовом речь ведешь. Чтишь, что ль, советский праздник-то?

Зубр ответил не сразу. Как ни трусил он перед вышестоящим эсбистом, все же сообразил, что, если у того есть веские основания, пусть я доносные, притянутые, чтобы ему не доверять, зря он будет и доказывать, и возмущаться — все равно не миновать удавки на шею и обвинения: «С кем из чекистов связан, когда продался?» Других слов он перед смертью не услышит. Так зачем же смиренно откликаться на истязающие подходы Рыси, конца им все равно не будет, тот не отстанет, и не лучше ли прервать неизвестность, самому заговорить «на басах»?

— Ты что к слову чепляешься? Не подходи ко мне больше, ни звука не произнесу! Веди куда надо… меня… переиспытанного!.. Да я сам удавлю любого вот этими… — затряс он крупными волосатыми ручищами.

— Добре, Зубр, такая возможность у нас завсегда под руками. Уважу тебе, только не ори, хотя и в лесу находишься. Но прежде скажи: ты зачем с Совой на хату к Сморчку залез, главный запасник высветил? Почему не выполнил запрет Хмурого?

— Никакого запрета не было, до меня не доходило, — сразу вспомнилась Артистка, понял, откуда ветер дует, — коварная бабенка уже донесла, а он расщедрился, серьги ей золотые подвалил. — Ну а с Совы сами спросите. Мне лично Хмурый на крайность дозволил укрыться у Сморчка. Перед ним я и в ответе. Ерунда какая-то. Только и делов, значит?..

— А сколько Сову до последней встречи не видел? — не отставал Рысь.

— С рождества Христова, друже эсбэ, с января, значит, — напевно, с ударением на каждом слове, ответил Зубр.

— Ну и как он?

— Что «как он»?.. A-а, пить начал, я его дважды предупредил, сказал, не хочу, чтобы моего эсбиста потрошила Чека. С угрозой предупредил.

— С угрозой, говоришь… — мгновенно о чем-то вспомнил Рысь. Он быстро прервал разговор и вскоре удалился.

Зубр не знал, что ему предполагать. Эсбист что-то нащупывал, не имея, по всей видимости, доказательств против него. Упоминал лишь Угара и Сову, Сморчок тут не в счет. На чем-то он подцепил Сову. Но тогда зачем же его оставили в схроне на полянке?

Отмахнулся Зубр от возникающих вопросов, даже сплюнул, ощутив, что прямой опасности лично ему нет. Однако тревога осталась, никакой ясности-то еще не проглянуло. Да тут к тому же подпустили страху явившиеся двое здоровенных мужиков, с которыми он чуть ли не бок о бок ночью пришел сюда. Они без лишних слов, как на расправу, пригласили: «Пошли!» И таинственно-молча повели от сторожки в глубь леса.

Вот когда все напряглось в нем. Зубр хорошо знал легких на расправу эсбистов, карающих даже при малом сомнении в верности.

Зубра скоро привели к стогу на полянке, возле которого он оторопело увидел лежащего со скрученными назад руками Сову. Его разбитое в кровь лицо трудно было узнать. Эсбист пытался что-то сказать, узнав своего главаря. Наверное, хотел просить пощады, не иначе, но его рассеченные, опухшие губы лишь нервно вздрагивали.

И посуровело лицо Зубра. Для него сейчас неважно было, виновен тот или нет. У него самого установилось правило: нанес удар, бей дважды. И он готов был, даже хотел тупорылым сапожищем добавить боли Сове.

— Узнаешь помощничка? — вкрадчиво спросил Рысь. — Так вот, он признался, что с зимы работает на НКВД, продал Угара, того чуть трижды не схватили чекисты. А вот как тебя он не заложил — башкой мотает, ничего сказать не может. Ты давай его сам спроси… давай, а я посмотрю на ваш контакт.

Наступал опаснейший момент. Сова не может говорить. Как же его допрашивать? Он будет дополнять свое мычание отчаянными жестами, и кто его знает, как их поймет Рысь. Тут легко и самому стать виноватым.

— О чем мне его спрашивать? — всем своим внешним видом выразил готовность приступить к делу Зубр.

— Спрашивай: он один работал на НКВД или с кем еще?

Зубр понял: Рысь будет стремиться привязать его к обреченному. Подсел на корточки к Сове, слово в слово повторил вопрос.

Сова вяло поднял на него глаза, отрицательно новел головой и отчетливо тихо произнес:

— Чист… я…

И тут в самое ухо ему Рысь гаркнул:

— Зубр продался чекистам?!

И все поразились отчетливому ответу:

— Чист он…

Рысь распрямился и рукой показал Зубру, чтобы тот поднялся с корточек, ровным, обычным тоном сказал ему:

— Где твой кривой вострый ножичек с костяной ручкой? Достань-ка, покажь… А теперь кончай его, ночную птицу! Давай!

Зубр сразу понял, что от него хочет эсбист, расстегнул ворот рубахи, засучил рукава — он всегда соблюдал этот начальный ритуал палача, шматка сала только недоставало, которым он всегда наслаждался после убийства жертвы. Он был готов и обернулся к Рыси. Тот согласно кивнул — начинай! — и крикнул:

— Волоки его сюда, на середину!

Сова не держался на ногах, его опустили на колени, подхватив под руки. Зубр неспешно подошел к нему, резко, будто изловив муху, ухватил его за волосы, запрокинул голову и подержал его так напоказ. Никто не заметил, как он коротким ударом ножа по шее Совы безошибочно вскрыл сонную артерию.

Сову бросили на землю. Он упал, неловко подвернув под себя руку и прилгав шейную рапу к земле, дернулся несколько раз, будто зарыдал, но потом притих, лежал спокойно, и не было до него больше никому дела.

И еще без малого ночь пробиралась группа Рыси с Зубром в придачу до лесного хуторка Веселка в Иваническом районе — далеко проникли, аж под Заболотцы, что рядом с Львовской областью. Беспокойства Зубр не чувствовал, шел все больше рядом с эсбистом. Но пистолет ему, его безотказный парабеллум, не вернули.

На хутор пришли в темноте. Зубру отвели каморку и велели спать. Сказали: надо будет, позовут. В другом случае, если бы не пережитое за сутки, он наверняка бы оскорбился таким приниженным обращением. Ведь, бывало, Хмурый желал его видеть немедленно, в любой час. И почет ему оказывался, с бесконечными «пожалуйста». А тут будто ординарец чей-нибудь…