Юрий Семенов - Тропа обреченных

— Как ею пользуются? Где она проходит?

— На сегодня будет, я подумаю, подполковник, У меня живот сводит. Это хорошо, что появился аппетит.

— Еще последний вопрос: куда вы собирались идти нынче ночью, с кем встретиться и где отсидеться днем, потому что обратно вернуться рассчитывали через сутки?

— Вопрос большой, ответ короткий: в бункер собирался. О нем — потом, никуда бункер не денется. Пожую, подумаю…

— Хорошо, — не стал настаивать Киричук, почувствовав и сам, что надо сделать перерыв. — И еще совсем маленький вопрос, Игнат Фадеевич. Поясните, кто же должен был получить этот «грипс»? Как я понимаю, принести его должен был Скворец, а вы прийти получить и отправить по назначению. Скворца не стало, появились с «грипсом» вы. Передали его Кули и собирались уйти, но тут появился Прок…

— Не упоминайте мне о нем, подполковник! О вас не скажу, а у него физиономия… налететь на такую рылу и облапошиться…

— Прекратите, арестованный! Я же вам не говорю, на кого вы смахиваете. Вы, может быть, больше мне несимпатичный, а я ничем не выдал своего отношения.

— Еще успеете, вы много хотите выцедить из меня.

— Почему вы не дослушали, я просил вас пояснить что-то.

— Сбили вы у меня охоту…

— Не капризничайте, Шпигарь.

— Ну ладно, пусть и у вас аппетит не пропадет… Я оказался случайно под рукой, попутно послал меня Угар. Я из другой епархии. Говорю, в бункер еще надо было… Цените. Раз сказал, значит, рассчитываю рядиться с вами. А теперь пожрать дайте. Сил нет, есть хочу.

…Когда Шпигаря увели, Проскура живо поднялся, беспокойно заговорил:

— Машину скорей надо, можно успеть. Как это я сразу не сообразил, на сегодняшний вечер Шпигарь оставил Куле для передачи «грипс». Ну конечно же, сегодня с темнотой надо ждать связного!

— Придет ли? — засомневался Чурин. — После такой операции в Рушниковке с солдатами, да к тому же Угар ушел.

— Гадать нечего, отправляйтесь, Прок, и возвращайтесь по необходимости. Опасности для вас пока нет, — сказал Киричук.

Чурин спросил:

— Павел Гаврилович, но вот придет связной, возьмет «грипс», вероятно, оставит свой. А дальше что?

— Смотря по обстоятельствам. Брать, наверное, надо, как Шпигаря.

— Так мы троих, ну пятерых связных возьмем — и крышка тебе за однообразие. Связных новых пустят, явки изменят.

— Ну и что? — не принял предостережения Проскура. — Мы не только возьмем бандитов с поличным, но и нащупаем каналы связи. Потом, как было уже подмечено, функционеров новых пустить, явки изменить — дело вовсе не простое, промахов станет больше. По-моему, вариант нормальный.

Киричук поддержал Проскуру и добавил:

— Но если поймете, что есть смысл и польза отпустить связного до следующей встречи, не задерживайте. Женщину эту, Кулю, продолжайте понемногу приручать, боже упаси вашу расшифровку, пока в игре надобность преогромная.

— Какой разговор!.. — тряхнул головой Проскура.

— А вы с ней потихоньку беседуйте, завтра на день останьтесь, если надо, не спешите. Донесение для нас заложите в тайник… Мне хочется сказать еще вот что. Не обольщайтесь первоначальной удачей.

— Рыбку надо еще вытащить из пруда, — успел вставить Чурин.

— Правильно… — поддержал Киричук. — Сама судьба предоставила нам, считаю, удачный вариант в игре с Угаром. Над этим мы сейчас с майором Весником работаем. О Сове Проскура уже подсунул им ложную информацию, клюнуть должны. Интуиция подсказывает мне — в точку мы целим. А это — знаете ли!.. Но я вовсе не хочу сказать, что мы должны упускать бандитов в надежде на лучшие варианты. Понятно, думаю?.. Удачи вам, Проскура! — И сразу к Чурину: — Вернемся ради одной детали к Шпигарю: о бункере. Тут надо подумать. Не стал я задерживать Проскуру этим разговором.

— У нас с вами уже выработалась одинаковая реакция, — заметил Чурин. — Когда вторично Шпигарь упомянул бункер, я понял, что он это делает не зря.

— Вот-вот, первый раз он тонко намекнул об этом, мы не среагировали на приманку. А второй-то, второй раз как выпукло преподнес: «Говорю, в бункер еще надо было…» Дескать, что вы, глухие, я вам такое говорю!

— И правильно сделали, что не обратили внимание. Он еще раз напомнит, — решил Чурин.

— Не напомнит, сами спросим. Уж не надеется ли он сбежать, когда поедет показывать укрытие? Пожалуй, рассчитывает.

— Пусть мечтает, так легче жить. Нет жизнелюбия без мечты. И в этом для нас есть польза.

— Есть! — согласно кивнул Киричук, придвинув к себе чистый лист бумаги. — Так с чего же начнем наше послание Угару?

Давно уж Зубр перестал бахвалиться тем, что он лишен чувства страха и в этом его сила, живучесть, потому как с испугу человек чаще творит глупости. Он достиг желаемого, о нем стали говорить так, как ему нравилось. Но смелости у него от этого не прибавилось, даже наоборот, с каждым днем он все острее чувствовал, как страх подтачивает его силы. И то, что его обыскали самоуверенные подручные Рыси, пуще прежнего разожгло в нем подозрительную мнительность, боязнь. Зубру даже показалось, что его арестовали и не связали только потому, что он своим ходом доберется до явки быстрее и без лишних хлопот.

Он шел лесом в сопровождении двоих здоровенных детин, тревожно соображая, за что к нему проявлена этакая обидная бесцеремонность. А стоило ему вспомнить свой пистолет, отобранный доверенными людьми краевого эсбиста, как у него сразу начинали трястись поджилки и ему становилось душно.

Зубр скоро измотался от быстрой ходьбы и переживаний — что за каверзный подвох такой! — благо на рассвете вышли к лесной сторожке, где расположились передневать. Так подумал Зубр, развалясь на стылой поутру земле. Но он не успел поблаженствовать в чистейшей лесной свежести и покое, как увидел в подходящем к нему человеке Рысь. Зубр сразу узнал его по холеной роже и жгуче-черным, будто намасленным, волосам. А еще по выглядывающей из-под пиджака расписной украинской рубахе, оказавшейся, как всегда, на удивление свежей. Было видно, связная Рыси аккуратнейшая чистюля.

— Здоро́во, друже! Обижают ваши люди.

— Чем обижают? Кто посмел?

— Пистолет отобрали, доверия лишили. Как под конвоем ведут.

Рысь заулыбался во всю свою гладкую физиономию.

— Оскорбительный стал людям почет… «Эскорт» он называется, жизнь твою берегут, — пояснил он. — А пистолет попросили на сохранность опять же для общего спокойствия, чтобы на каждом шагу тебе не объяснять, где можно стрелять, где нет. Как это говорится, со своим уставом в чужую епархию не ходят.

— Так епархия-то у нас одна, какая еще чужая? — искренне удивился Зубр.

— Одна, кто говорит, что не одна? Это я просто поговорку привел… И ты не обижайся, что таких гарных хлопцев тебе в охрану личности выделил, у них и оружия в достатке, зачем им твой гнусавый пистолетик.