Юрий Семенов - Тропа обреченных

— Работать заставь, мало ли дела.

— Когда ты, ушлятина-дьяк, поумнеешь? — кольнул Хрисанфа обидным Рысь. — Нам с тобой надо смотреть, как бы не пришиб нас самих до смерти этот Цыган. Вот что на сей момент важно.

Остаток ночи и весь день Шпигарь метался по камере. Он последними словами клял чекистов и самого себя, громыхал кулаками по двери, падал на койку, рыдал и матерился. К вечеру стал умолкать, попросил пить. Кружку с водой взял, а к миске с супом и к хлебу не притронулся, но и не швырнул, как это сделал утром и в обед.

Узнав о переменах в поведении арестованного, Киричук распорядился привести его и позвал Проскуру с Чуриным поприсутствовать при беседе.

Шпигарь вошел в кабинет уверенной походкой, не дожидаясь приглашения, сел на стул в углу и стал разглаживать бороду. По внешнему виду и по тому, как арестованный с любопытством смотрел на присутствующих, Киричук понял, что в нем произошел явный надлом и пришло заметное успокоение. С чего бы это?

Василий Васильевич решил, что буйство Шпигаря утихомирила какая-то задумка, не иначе. И за ним надо смотреть не в оба, а во все четыре. Чем-то выдаст себя, переиграет. Не первый он такой.

— Я не привык называть людей по кличкам, — тихо начал Киричук. — Как ваше отчество, Игнат?

К удивлению, Шпигарь без промедления ответил:

— Игнат Фадеевич.

— Так вот, Игнат Фадеевич, сколько времени вы знакомы с Угаром, что знаете о нем?

Смотря, не моргнув, на Киричука, Шпигарь ответил:

— Я вам скажу… Но вы мне — прежде: где Угар, дался ли он вам?

— Нет, Игнат Фадеевич, врать не стану, упустили мы опять Угара, скользкий он человек.

— Толковый мужик…

— Насчет толкового не знаю и сомневаюсь, а хитрости в нем хватает, в этом я сегодня убедился. Накрыли мы его по вашему адресу у тетки Христы, с ним еще двое были.

— Где же Угар?

— Погулять дали ему, нам пока так выгодней. Вы тоже действуете, как вам выгоднее.

— Это само собой.

— Хитрить с вами, Игнат Фадеевич, мы не собираемся, в свою веру обращать — тоже. Поймете сами бессмысленность, противонародность своих деяний — будет хорошо, значит, убережете от погибели еще кое-кого. Вышедших с повинной мы не караем. Примеры у вас самих есть, слово свое мы держим. У нас твердое, неизменное правило: люди, все без исключения, должны верить слову Советской власти. В этом наша сила. Не поймете нас, не сложите оружия, уничтожим.

— Кто сильнее, тот прав.

— В итоге — да, — согласился Киричук.

— Как его разглядеть, итог-то? — принял словесный вызов Шпигарь. — Ваши партизаны вовсе в труднейшую пору дрались с немцами в глубинке, за тыщу верст от фронта.

— Вот вы, сами того не желая, подтверждаете силу правого дела. Победа наша в войне ничему вас не научила. Морочите людям голову. А жизнь-то идет, по-новому строится, как бы вы ни злобствовали из-за урла, как бы ни устрашали.

— Ну что же, подполковник, я тоже буду в открытую, без вранья.

— Совсем без вранья? Да не может быть, — улыбнулся Киричук с такой непосредственностью, что арестованный не выдержал, ответил ему тем же. И в этой его неподдельной улыбке Василий Васильевич уловил обнадеживающий признак.

— А совсем-то без вранья и у ребенка не бывает, — разумно уточнил Шпигарь.

— Вы, конечно, понимаете, что мы можем обойтись и без вас, но чистосердечное признание и для вашей пользы.

— Какая уж для меня может быть польза, — небрежно отмахнулся оуновец, поставив этим движением что-то вроде точки на разговор. Так показалось Василию Васильевичу. Но он ошибся и был приятно удивлен, услышав: — Хотите знать, почему я облюбовал себе псевдо Шпигарь? Не гвоздь, не шуруп, а — шпигарь! Потому что им крепят сваи-балки, вбивают надежно, насовсем и никогда не выдергивают, чтобы использовать дважды. Можно, конечно, его вбить вторично, чтобы закрепить на нем, к примеру, бельевую веревку, но тогда это будет не шпигарь, а цеплялка. На ней удавиться больше смысла.

И наступила пауза.

— Так что есть ли смысл-то… По правде скажу, иного захода в разговоре ожидал с вашей стороны.

— А я ведь, Игнат Фадеевич, перед разговором с вами подумал, что вы после проявленного психоза одумались и решили круто изменить тактику: прикинуться успокоившимся и попытаться обвести нас с возможной для себя выгодой. Верно ли я говорю?

— С вами, подполковник, нельзя играть. Вы вызываете на откровенность.

— Это для нас взаимно неплохо. Скажите, какое у вас образование?

— Я закончил гимназию и два курса семинарии. В Польше, надеюсь, понимаете. До прихода Советской власти на Волыни. Так что я личностно пострадал от нее, оставшись недоучкой.

— Но ваша потеря легко поправима. У нас учеба, вы знаете, бесплатная.

— После тюрьмы? Диплом для гроба?

— Мы опять пришли к тому… Я надеюсь, вы хорошенько подумаете над этим нашим коротким в общем-то разговором; если появится желание продолжить его, пожалуйста, только скажите. Знайте, у вас не все потеряно.

— Ой ли?!

— Не будем возвращаться… Подумайте для начала хотя бы вот о чем. Что дали вам, националистам, ваши желанные избавители — немцы, сколько жизней взяли и крови выпили они вместе с вами из украинского народа, чего вы собираетесь достигнуть с новым своим покровителем из-за океана? Об этом и подумайте. Человек вы мыслящий, должны понять.

— Хорошо, я и без вашего предложения поразмышляю.

— А теперь скажите, если не возражаете, о каких тэренах — участках действия и укрытия банд — речь идет в этом «грипсе»? — Киричук положил перед арестованным отобранный у него документ на тонкой, папиросной бумаге. В нем говорилось:

«Друже Зубр! Срочно! Испытываю потерю связи. Крайне нужна смена тэрена, дважды еле ушел от чекистов. Предлагаю третий тэрен, второй опасный тоже. Дайте канал связи моим третьим запасником. Нужно повидаться. Жду свежих указаний. На пасху уйду. На крайность использую связь первого канала. Угар».

Шпигарь, читая, почесывал в бороде, дважды бросил короткий взгляд на подполковника, спокойно, как о давно известном, сказал:

— Второй тэрен в Торчинском районе, там Тарасов вовсю шурует, санкцию на него запросили — «убрать!», а третий тэрен в Затурцевском районе, там потише.

— Покажите на карте границы тэрена, — предложил Чурин.

— Этого не покажу, даже если бы знал.

— Понятно. Спасибо на этом.

— Нет, «спасибо» на зуб не положишь. За эту мою консультацию подадите мне курку, шмат сала и горилку для успокоения нервов. Будет?

Василий Васильевич в ответ улыбнулся, видя, что проголодавшийся оуновец не шутит.

— А то у вас тут на кислом борще отощаешь, убежать мочи не будет.

— Ну а связь по первому каналу что значит? — продолжал свое Киричук.

— По главной, по специальной связи.