Юрий Семенов - Тропа обреченных

«И этот, чего доброго, косо встретит, лохму бровей удивленно вскинет и тоже небось губы скривит, как Рысь, скажет с издевкой: какой я тебе, мол, друг?» — распалял себя Зубр, размышляя о Хмуром, которому дважды спас жизнь во время войны. Первый раз — при карательной операции против партизан в Березовском лесу на Львовщине. Тогда тот с небольшой группой бандеровцев оказался в отрыве от основных сил карательного отряда и был окружен партизанами. Тут-то и подоспел командовавший заслоном Зубр. С сотней Угара он прорвался к своему главарю, выручил Хмурого. Второй случай произошел при отступлении под натиском Красной Армии из-под Ровно на Волынь. Тогда Зубр вместе со своим связным Кушаком вынес раненного, попавшего в засаду Хмурого и доставил в Боголюбы. Кушак укрыл его у своего брата Шульги. От него Хмурый ушел уже краевым проводником.

Нет, не мог Хмурый забыть этих услуг, думал Зубр, надеясь, что тот не даст его в обиду. Как-никак он знал и уважал его отца, главу лесного благочиния — церковного лесного округа, который призывал соотечественников к беспощадной борьбе против Советов. В последнее он больше вкладывал личную утрату — благословленные им на борьбу против своего народа четверо его сыновей погибли. И лишь пятый, старший, уцелел, как он говорил, под его тайной молитвой. Сам же духовный пастырь, без устали подымая дух разваливающегося бандитского сброда, бесславно погиб от руки своего служки, всадившего в него нож с целью грабежа.

Зубр ездил с Хмурым на похороны, скорбел вместе с ним, и этот факт показался ему сейчас очень значимым.

Напрасно Зубр взбудоражил себя мнительным подозрением, зря посетовал на невнимание к себе: не успел он уснуть, как его подняли и со всей учтивостью проводили в соседний дом. Хмурый встретил его в прихожей, не выказав ни малой доли неприязни или какого-то недовольства. Обритый наголо, без бороды и усов, с моложаво-гладким лицом, он показался Зубру каким-то чужим, подмененным. Издалека, видать, шел, коли начисто изменил внешность. Правда, остались неизменными постоянно шевелящиеся лохматые брови. Они принадлежали ему, Хмурому.

После обычного приветствия они даже обнялись. Но как раз это-то обстоятельство и подсказало Зубру держать ухо востро. Не обнимались прежде. Нет ли тут подвоха? Ох уж эта его мнительность…

Быстро перешли к делу. Зубр дал информацию о наличных силах, среди которых Хмурый похвально выделил банду Кушака.

— Численность ты мне зря преувеличиваешь, фактуру твою я по прошлому году знаю, — не дослушал отчет Хмурый. — Вяло на «черную тропу» вышел, один Кушак у тебя действует, он хозяин своего тэрена, да замухрышка еще проявил себя, Гном… Но это все детали. Скажи, Зубр, как твое мнение насчет того, что противу нас враг стал активнее вести борьбу: чекисты на пятки наступают, «ястребки» в каждом селе готовы огнем встретить…

— Ожесточают борьбу с нами. Ничего хорошего не сулят новости. Мы же не можем на удар ощутимым ударом…

— Должны! И для этого я тебя позвал. Но убеждаюсь по твоему сомнению, нет в тебе решимости драться за троих.

— Напрасно, друже Хмурый, у меня злости хватит на десятерых, она покрепче всякой решимости. Вы только скажите, участить террористические акты или как?

— Слушай внимательно, Зубр. Наш противник стал опаснее. У него и активность проявилась больше, мы это уже чувствуем. Но они ведут пока что вроде разведку без боя. Угара, к примеру, загоняли, луцкую агентуру колупнули, до врачей — нашего медицинского нерва — добрались. Они к лету разойдутся так, что и укрыться негде станет. Нам надо четче отработать связь и вовремя отходить от ударов. Прежде всего займись этим. И подразделением противника под Луцком. Поручи его Артистке, она всюду проникнуть сможет. Только, чур, предупреди ее самолично, чтобы выкрутасы базарные прекратила, строго предупреди от моего имени, что она может завалить себя, прежде всего себя, и других.

Зубр живо достал последнее донесение Марии, передал краевому проводнику. Хмурый сразу прочитал его, погладил мясистый подбородок, восхищенно говоря:

— Ну что за баба, прелесть! Жалко будет потерять… А потеряем, ей-богу, горячая больно для такого участка. Вот что давай сделаем. Освобождай Артистку от прежних дел и всяких поручений, сократи круг связей — затаскали мы ее всякой всячиной. Пусть она занимается войсковыми делами и управлением безпеки, прежде всего этим Стройным — он, подполковник, верховодит всем против нас, — на рожон лезть запрети, на рынке чтоб избегала болтаться, пусть забудет его.

— У нас с вами одинаковые мысли насчет рынка, я ей говорил то же самое, — подметил Зубр.

— Надо не говорить, а требовать.

— Мои люди знают: чем вежливее я прошу что-либо сделать, тем строже потребую за исполнение.

— Ни к чему нам разнообразие деликатности, она длинна и расплывчата. Нам сподручнее жесткая краткость. И ты, по-моему, ею всегда пользовался.

— Точно так, — согласно кивнул Зубр.

— Что же ты речами зря время отнимаешь, от Сморчка научился?.. Не одобрил я твое жительство у него с Совой, чуть было тебя там мои не подцепили с ним.

Зубр поспешил окольно выразить свою непричастность к «преступлению» Совы, сказал:

— В схроне у Бибы я его чуть не пришиб за язык, не пришлось бы мне пырять его вчера на поляне.

— Ловко ты управляешься с этим, говорят, чик — и готов, — с оживлением похвалил Хмурый, умевший с невообразимой процедурой лишать жертву жизни. Что там Зубр перед ним! Он мог руками разорвать грудь обреченного и достать бьющееся сердце или казнить «облегченно», сдавливая руками шею и ломая позвонки.

Хмурый спросил:

— За какой «за язык», о чем ты не договорил?

— Да стоит ли, Сова болтал, его уже нет.

— Не тяни, время дорого, — закурил Хмурый папиросу.

— Повторять неловко, ну… что вы приблизили Артистку, покровительствуете ей и так далее.

Глаза Хмурого повеселели. А ответ и вовсе ошарашил Зубра:

— Опасно наблюдательный был твой Сова. И эсбист, видать, толковый. Может быть, зря его кокнули. Я бы с ним хорошо погутарил, откуда ему известно о том, о чем я ни с кем не говорил. Глядишь, он бы мне и о тебе, Зубр, и о Рыси, и об Угаре — о всех, понимаешь, тайну раскрыл. Рысь у меня не обладает такими данными. А доложи он мне то, что ты сказал… Ну да ладно, с Артисткой поработай сам, научи и потребуй от моего имени, если своего авторитета недостает, чтобы осторожней была. Я ее потом продвину, — улыбнулся он, — чтоб под рукой была.

Нет, ревнивый червячок больше не глодал Зубра.

— Надо в Луцк вертаться, с Артисткой надо в самом деле строже поработать, а то она, шальная, живо башку сломит на таких сложных поручениях. А выполнить их надежнее некому.