Эрнест Хемингуэй - По ком звонит колокол

– Не смейся надо мной, – угрюмо сказал Простак. – Если у человека есть сердце и хоть немного воображения…

– …то он должен научиться держать их в узде, – продолжила за него Пилар. – Не волнуйся, с нами ты тоже недолго протянешь. Незачем искать смерти у чужих. А что касается твоего воображения, то у цыгана его куда больше – на всех нас хватит. Таких небылиц мне нагородил!

– Если бы ты все видела сама, ты бы не называла это небылицами, – сказал Простак. – Опасно было не на шутку.

– Qué va , – отмахнулась Пилар. – Какие-то верховые проехали мимо. А вы все уже из себя героев строите. А все потому, что дела у нас серьезного слишком давно не было.

– А то, что там, у Сордо, сейчас происходит, тоже, по-твоему, несерьезно? – на сей раз презрительно спросил Простак. Было видно, что каждая пулеметная очередь, звук которой приносил ветер, причиняет ему боль, и он хотел либо идти на помощь Сордо, либо чтобы Пилар убралась и оставила его в покое.

– Total, qué? [122] Здесь: ну и что теперь? ( исп .) – сказала Пилар. – Что случилось, то случилось. Нечего свои cojones подставлять под чужое несчастье.

– Иди ты знаешь куда, – сказал Простак. – Вот бывают же такие женщины – глупые и жестокие до невозможности.

– Они бывают нужны для того, чтобы придавать твердости мужчинам, плохо снаряженным для продолжения рода, – подхватила Пилар. – Ну, раз больше тут смотреть не на что, я пошла.

И в этот момент Роберт Джордан услышал летящий высоко в небе самолет. Он поднял голову, и ему показалось, что это тот же разведывательный самолет, который он видел утром. Теперь он, судя по всему, возвращался от линии фронта и двигался в ту сторону, где в горах атаковали Эль Сордо.

– Вот она, птица – вестница беды, – сказала Пилар. – Он оттуда видит, что происходит на земле?

– Конечно, видит, если не слепой, – ответил Роберт Джордан.

Они наблюдали, как ровно, серебрясь на солнце, движется высоко в небе самолет. Он приближался слева, на месте его пропеллеров виднелись два сплошных светлых круга.

– Пригнитесь, – сказал Роберт Джордан.

Потом самолет оказался у них над головами, и его тень заскользила по длинной поляне, рев мотора стал зловещим. Но вот самолет пролетел над ними и стал удаляться к оконечности поляны. Они провожали его взглядом, пока он не скрылся, а потом увидели, что он разворачивается по широкой дуге, возвращается, делает два круга над горами и окончательно исчезает в направлении Сеговии.

Роберт Джордан посмотрел на Пилар. Ее лоб покрылся испариной, она закусила нижнюю губу и покачала головой.

– Каждому свое, – сказала она. – Мне – вот это.

– Уж не заразилась ли ты от меня страхом? – съязвил Простак.

– Нет. – Она положила руку ему на плечо. – Как можно от тебя заразиться, когда у тебя никакого страха нет? Я-то это знаю. Прости, что слишком грубо пошутила над тобой. Все мы в одном котле варимся. – Потом она обратилась к Роберту Джордану: – Я пришлю вам еды и вина. Что-нибудь еще нужно?

– Пока – нет. А где остальные?

– Твой резерв внизу, в целости и сохранности. – Она ухмыльнулась. – Все скрыто из виду и готово к уходу в любой момент. Мария стережет твои мешки.

– Не выпускай ее из пещеры, если паче чаяния авиация действительно налетит.

– Слушаюсь, господин мой Inglés , – сказала Пилар. – Твоего (дарю его тебе) цыгана я послала собирать грибы – чтобы приготовить подливку для зайцев. Грибов сейчас много. А зайцев, думаю, придется съесть сразу, хотя на второй день, а тем более на третий они вкуснее.

– Да, наверное, лучше их съесть, – согласился Роберт Джордан, и Пилар положила свою большую руку ему на плечо поверх автоматного ремня, перепоясывавшего ему грудь, а потом дотянулась до головы и взъерошила ему волосы.

– Ай да Inglés ! – сказала она. – Я пришлю Марию с puchero [123] Горшок для приготовления еды ( исп .). , когда еда будет готова.

Пальба, доносившаяся с дальних гор, почти стихла, теперь иногда раздавались лишь одиночные выстрелы.

– Думаешь, все кончено? – спросила Пилар.

– Нет, – ответил Роберт Джордан. – Судя по звукам, которые до нас доносились, их атаковали, но они отбили нападение. Теперь, по моим догадкам, атакующие их окружили и, спрятавшись в укрытии, ждут самолетов.

Пилар обернулась к Простаку:

– Ты. Ты понимаешь, что я совсем не хотела тебя обидеть?

– Ya lo sé [124] Я это знаю ( исп .). , – ответил Простак. – Я от тебя и похуже вещи слыхал. Язык у тебя паршивый. Но ты его попридержи, женщина. Сордо был моим хорошим товарищем.

– А моим, что ли, не был? – вспылила Пилар. – Слушай, плосколицый, во время войны бывает невозможно высказать то, что чувствуешь. У нас и своих бед достаточно, чтобы брать на себя еще и беду Сордо.

Простак был по-прежнему угрюм.

– Снадобье бы тебе какое-нибудь выпить, – сказала ему Пилар. – Ладно, пошла готовить зайцев.

– Ты принесла мне документы того requeté ? – спросил ее Роберт Джордан.

– Вот дура, забыла, – ответила она. – Я пришлю с ними Марию.

Налет начался в три часа. К полудню снег полностью сошел, и скалы раскалились на солнце. На небе не виднелось ни облачка, Роберт Джордан сидел на камне, сняв рубашку и подставив спину солнцу, он читал письма, найденные в карманах мертвого кавалериста. Время от времени он поднимал голову и смотрел на линию леса, тянувшуюся над открытым склоном, на вершины гор, потом возвращался к чтению. Новых кавалерийских отрядов больше не появлялось. От лагеря Глухого изредка доносились одиночные выстрелы. Но постоянной пальбы не было.

Из воинских документов убитого он узнал, что парень был уроженцем Тафальи, Наварра, сыном кузнеца, что был ему двадцать один год, что он не был женат и служил в Энском кавалерийском полку, что удивило Роберта Джордана, так как, по его сведениям, этот полк действовал на севере. Парень был карлистом и получил ранение в битве под Ируном еще в начале войны.

Может, я даже видел его в Памплоне бегущим по улицам впереди быков во время ярмарки, подумал Роберт Джордан. На войне всегда убиваешь не того, кого хотел убить, сказал он себе. Ну, почти всегда, мысленно поправился он и обратился к письмам.

Первые из тех, что он прочел, были весьма сдержанными, очень аккуратно написанными и почти полностью посвященными местным новостям. Это были письма от его сестры, из них Роберт Джордан узнал, что в Тафалье все в порядке, отец здоров, мать – как всегда, правда, немного жалуется на боли в спине; сестра выражала надежду, что он тоже здоров и особая опасность ему не грозит, а также радость по поводу того, что он бьет красных, чтобы освободить Испанию от марксистских орд. Далее следовал список тафальских юношей, погибших или тяжело раненных после ее последнего письма. Убитых было десять. Очень много для такого маленького городка, как Тафалья, подумал Роберт Джордан.