Чезар Петреску - Патриархальный город

— Знаете, кто здесь живет? — спросил всезнающий старшой.

И поскольку был уверен, что никто не ответит, поспешил рассказать сам:

— Здесь живет Таку, вот кто! Он вроде как Лазарь, восставший из мертвых, слышь, которого зарыли в могилу, а он встал из гроба! Это я все от деда Таке знаю, понял. Его похоронили, как всех мертвецов хоронят, и он просидел в своем склепе три дня, слышь, да на третий день — воскрес и зазвонил, потому как у него, слышь, звонок был!.. И смерть дала ему власть и задала ему службу, понял! Сказала ему: «Господин Таку, вот я прощаю тебя и позволяю вернуться на землю, слышь!.. Но за это ты будешь подбирать для меня людей, потому как у меня со всеми рассчитаться времени нет, вот так…» Таку согласился и вернулся на землю, слышь, и с тех пор подыскивает для смерти товар, слышь! Вот посмотрит он как-нибудь на тебя и скажет только: «Готов, хорош!» — тут тебе и конец, понял! Это значит — ты для смерти хорош, и смерть про тебя знает, слышь!.. А ты чего это дрожишь и зубами стучишь, а?

У малыша отчаянно стучали зубы:

— Старшой, меня холод пробрал!.. Честное слово, я уже и ног в башмаках не чую, старшой!.. Пойдем лучше домой…

— Ну уж нет, слышь! Сам хотел колядовать идти? Вот и идем, слышь!.. Мы небось не в игрушки играть пошли, понял!

От дома Пантелимона Таку они были уже достаточно далеко, и малыш снова почувствовал свои ноги в башмаках и принял геройское решение идти до конца.

Старшой остановился у электрического фонаря и, подводя предварительный итог делам фирмы, стал при свете подсчитывать капитал.

И был удовлетворен результатом.

— Ну, так вот, деньжата есть! Тридцать лей от господина полковника Цыбикэ, двадцать от Янковичихи, за душу ейного Ионикэ, так? Пятнадцать от господина префекта… Пока сто пятьдесят не наберем, так, — домой не воротимся, пусть хоть уши отмерзнут и носы отвалятся, слышь!

Теперь они пошли по домам всяких там Пескареску, Пескаряну, Пескарикэ и Пескареполов, завсегдатаев синьора Альберто. И уже были близки к намеченной сумме. А всезнающий старшой успел сообщить своим товарищам более или менее фантастические сведения о жизни каждого из них, об их чудных ухватках и о необыкновенной, невидимой жизни людей, которые только на улице кажутся такими безобидными в своих галошах, шапках и ботинках, с зонтиками, женами и чадами.

Судя по этим сведениям, которые исходили от Таке-фонарщика и были самостоятельно переработаны старшим, городок кишел чудищами и их жертвами, оборотнями и колдунами, явившимися прямо из сказок.

Малыша попеременно бросало то в жар, то в холод; он то трясся от безумного страха, то приходил в бешеный восторг. Ему явно не хватало закалки и искушенности старшого, он ведь не был еще учеником второго класса начальной школы.

Время от времени малыш поднимал глаза к прозрачному небу, усеянному звездами, которые в эту ночь мерцали особенно ярко.

— Смотри-ка, старшой! Вот это, наверно, новая звезда из нового года — вишь как блестит, другой такой и нету, а, старшой!

— Отвяжись ты со своей звездой, нет у нас сейчас времени звездами заниматься! Зайдем-ка лучше к господину Сэндике Бугушу. Этот деду Таке в нужде всякий раз пособляет. Вот это, я понимаю, барин, хоть и не префект… И хозяйка у него есть, слышь!.. Из неведомых стран!.. И хозяйка эта, понял, привезла из своих стран страшных зверей и держит их в стеклянной клетке… Один зверь вроде тигра, только черный, как головешка, слышь; она держит его в клетке и разговаривает с ним про ихнюю страну, откуда, значит, они приехали, понял! И другой еще зверь есть, слышь, в другой стеклянной клетке… Вентуза, слышь, у нее глаза — посмотришь и закаменеешь, а вместо волос жмеи, понял, самые разные жмеи — гадюки и жмеи-удавы. Только дед Таке говорил, слышь, будто у вентузы только домашних жмей нету…

Они уже вошли во двор к Санду Бугушу, и их никто не прогнал. Они заглянули сперва в окно столовой, чтобы выяснить, не придется ли им драть глотки впустую, а главное, в надежде разглядеть эти самые стеклянные клетки со зверями, привезенными из хозяйкиной страны: черную пантеру, которая для них обернулась тигром, и медузу, ставшую вентузой с волосами из жмей.

— Ну как, старшой, видишь? — спросил малыш, охваченный нетерпением, волнением и страхом.

— Заткнись, понял, пока что ничё не видно! Правда, вон там, за столом, вроде кто-то знакомый, слышь, приятель деда Таке… Точно, на том краю стола сидит господин Григоре Панцыру… Он был в молодости панцыр [47] Наемный солдат. , понял, полководец и генерал панцыров. И он убивал в чужих землях язычников, и отрубал им головы, и колошматил их, значит, чтобы их и духу не было! А теперь, вишь, когда постарел, сидит за столом да вино пьет, и плевать хотел на то, что все его боятся, хотя ему уже лет сто, слышь!..

Люди в доме повернули к окну головы, должно быть, услышав голоса, и замерли в ожидании.

Старшой подал знак начинать, и к небу вознесся хилый писк, сопровождаемый ревом бугая, бренчаньем коровьего колокольчика и щелканьем кнута — как учил полковник Цыбикэ Артино из военного министерства:

Выкрикивая стихи, бренча колокольцем, щелкая кнутом и поплевывая на ладони, чтобы выдавить из бугая рев пострашнее, пятеро колядующих не спускали глаз с окон столовой, — а ну как да удастся высмотреть в каком-нибудь углу стеклянные клетки со зверями. Но видно было только хозяев дома да двоих приглашенных: Григоре Панцыру и Тудора Стоенеску-Стояна.

Никто не узнал бы сегодня Григоре Панцыру, а уж Таке-фонарщик и подавно. Борода у него была расчесана, под ней свежий воротничок, а узел галстука каким-то чудом завязан на положенном месте. Сидя во главе стола, напротив хозяйки дома, он острым взглядом посматривал то на Адину Бугуш, то на Санду, то на Тудора Стоенеску-Стояна и вместо обычной вонючей трубки покуривал умеренно пахучие сигареты.

Разумеется, если бы еще пару дней назад, в канун новогодних праздников, разнесся слух, будто Григоре Панцыру принял приглашение на ужин и согласился провести несколько часов в семейной обстановке, за столом, накрытым чистой скатертью, с серебряными приборами и хрустальными бокалами, — слух этот был бы решительно опровергнут как нелепая выдумка.

За последние пятьдесят лет в городских анналах не было отмечено случая, чтобы Григоре Панцыру принял подобное приглашение. Да и сам Санду Бугуш, когда два дня назад приглашал Панцыру, делал это просто так, на всякий случай. Ему было больно думать, что в эту, посвященную домашним радостям, рождественскую ночь те мужчины, у которых нет ни жены, ни родни, обречены тосковать у синьора Альберто либо в «Сантьяго», «Беркуше» или «Золотом барашке». Тудора Стоенеску-Стояна Адина пригласила заранее. Пику Хартулар, которого она тоже позвала, выведал обиняком, кто будет из гостей еще, и при имени Тудора Стоенеску-Стояна внезапно вспомнил, что дал слово Клеманс Благу непременно быть на ее вечере с танцами и шампанским.