Станислав Рудольф - Дальтоник

Дана взяла ребенка на руки и понесла в комнату, рядом с их спальней. Павел как побитый плелся вслед за ними.

— У тебя кто-нибудь есть? — спросил он вдруг. — Губерт или тот подонок Лекса, а может, еще кто, кого я не знаю?

— Тебе самому не противно? — Дана повернулась к мужу и в упор строго смотрела на него. От такого взгляда Павел обычно отводил глаза. Иногда ему казалось, что он женился на женщине, лет на двадцать старше его. Дана обращалась с ним как с ребенком, и это его задевало.

— Павел, — Дана почти умоляла, — уйди от нас. Переезжай в Прагу, у тебя есть где жить! Дай нам с Павликом пожить нормально.

— Что значит «нормально»?

Дана глубоко вздохнула.

— Без тебя, без этого бесконечного нервотрепа. Разойдемся. Я о Павлике позабочусь, а ты спокойно займешься учебой и своими «хобби».

Павел вцепился в спинку детской кроватки.

— Я думал, что ты способна понять меня!

— Да! Я пыталась дать тебе все, что было в моих силах! Больше их у меня нет! Уезжай, Павел…

— Это что — расчет без выходного пособия? — спросил он с иронией.

Дана укрыла сына, поцеловала в щечку и вернулась в кухню мыть посуду. Больше они ни о чем не говорили. Павел выкупался. До половины десятого смотрел телевизор. Дана вымыла в кухне и в коридоре полы, легла в постель и взялась за книгу, пытаясь сосредоточиться. Павел вошел в спальню.

Вот какая пошла у них жизнь.

Сегодня у них, кажется, состоится очередное выяснение отношений.

А ей еще надо написать планы уроков на завтра, разделить ребячьи деньги за шиповник, состряпать хотя бы один конспект по рекомендованной методической литературе, потом догладить белье… За что хвататься раньше?!

Послышался энергичный стук в дверь. В класс заглянула Эва Мокра. На ней уже надето теплое пальто, на голове шапочка из того же меха, что и воротник.

— Идем? — улыбнулась она Дане. — Я-то думала, что ты давно ушла. Я занималась с отстающими — этого мальчишку Моудрого, наверное, так и не научу твердым гласным. До того тупой! — Она подождала, пока Дана оденется, и продолжала болтать: — Заявись ко мне кто-нибудь на урок и вызови этого Моудрого к доске — мне конец: этот вундер такое ляпнет, хоть стой, хоть падай! — Она помогла Дане натянуть пальто.

— У тебя хорошее настроение! — Дана отметила про себя ее необычную разговорчивость.

— Мою малышку Радку взяли в детский садик!

— Наконец-то!..

— Теперь мама сможет пойти работать. А мне не придется таскать ребенка на другой конец города.

— С сегодняшнего дня? — поинтересовалась Дана, запирая класс.

Эва кивнула и стала рассуждать вслух, что́ они с Радкой смогут теперь себе купить. Ведь больше не придется платить той бабе шесть сотен в месяц за ребенка!

— А он? — спросила Дана об отце Радки.

— Не пишет. Поеду в Прагу, может, в министерстве чего-нибудь добьюсь?

— Возьмешь отгул?

— У меня в среду уроков — всего ничего. Я их потом отработаю.

Эва с Даной осторожно спустились по главной лестнице, еще мокрой после мытья, и вышли на улицу.

Шел мелкий снег.

— Ирена, ты непременно должна его навестить!

— Не поеду. Не хочу его видеть!

— Говорят — его дела плохи!

— Для меня он — чужой человек. Мы разошлись!

Мать была непоколебима.

— Что люди скажут? Что бросила человека, когда ему плохо! Ты этого добиваешься?

— Мы разошлись еще до аварии. И тебе это известно, мама!

— Неужели ты считаешь, что из-за одной ссоры?..

— Это не ссора, мама!

— Тем не менее, Ирена, ты должна поехать!

С того момента когда Мирек пренебрег обязательными для всех водителей правилами преимущества, уже прошла неделя. Мать не прекращала одних и тех же разговоров. «Должна, обязана, что скажут люди?» К ним приезжали родители Мирека, печальные, преисполненные опасениями за жизнь сына. Ирена успела скрыться в задней комнате. Но и через закрытые двери она услыхала достаточно, чтобы иметь представление о его состоянии. Состояние Мирека было, несомненно, тяжелое, переломы — сложные. Но все это не могло искупить измены. Ночь, проведенная в за́мке, была, безусловно, не первая. И вполне вероятно — не последняя.

Потому-то Ирена упорно отказывалась навестить Мирека. Пока с ней не поговорил отец. Он нашел Ирену в своей мастерской, где та готовила колышки для субботней пионерской игры. Ирена обещала Иване, что наметит маршрут, поставит на контрольные пункты старших ребят, а сама с группой хронометристов и несколькими родителями-энтузиастами будет стоять на финише. Заметив, как неловко дочь обтачивает острие колышка, отец отодвинул ее от верстака и взялся за рубанок. Теперь она уже во все глаза смотрела на его ловкие руки. Палки сразу превратились в колышки, словно выточенные на токарном станке.

— Поезжай к Миреку, — сказал вдруг отец, не прерывая работы.

В мастерской пахло свежераспиленными сосновыми досками. В детстве Ирена часто сидела здесь и ждала, пока отец выключит электрическую пилу и она сможет выбрать из опилок чурбачки и тонкие дощечки и соорудить из них кроватку, столик, шкаф — целое приданое для своей куклы.

Ирена хотела возразить, но отец назидательно поднял рашпиль, которым обрабатывал колышек.

— Человек и животному поможет подняться, если оно упадет. Не бери грех на душу: могла помочь, но не помогла. Хотя, как ты заявила маме, он тебе и чужой человек.

Ирена скрепя сердце согласилась. В воскресенье пополудни за ней заехали на машине родители Мирека. Одно место на заднем сиденье было свободно. Рядом лежали букет гвоздики в шуршащей бумаге, пирожные со взбитыми сливками и какие-то книжки.

Отец Мирека перед каждым перекрестком убирал газ и сбавлял скорость. Язык его жены работал без устали, словно циркулярная пила. Через минуту Ирена уже не пыталась уловить ход ее мыслей.

В больнице они встретились с Камилом и еще тремя ребятами из ансамбля. Разувшись, в одних носках, они стояли возле двери двести одиннадцатой палаты и смущенно поздоровались, пожав по очереди руки вновь прибывшим.

В светлой комнате стояла одна койка.

На ней лежал Мирек.

Мучительная сцена поцелуев. Ребята один за другим пожали ему ту руку, что была без гипса, и деликатно выстроились рядком вдоль стены. Сесть было некуда. Мать придвинула к изножию постели единственный имеющийся в палате стул. И опять слова, опять слова…

Ирена стояла, прижавшись спиной к двери, и смотрела на больного.

Войдя, она лишь бросила ему издали: «Привет!»

Узнать Мирека было трудно, голова плотно забинтована, широкая повязка перекрывает глаз, левая рука и нога — в гипсе. Откуда же он ехал? Считается — рабочая травма. Но ведь он мог ехать на служебной машине и к той девице из замка.

— Ну, мы пошли! — стал прощаться Камил, и ребята опять по очереди пожали товарищу здоровую руку. При родителях и при Ирене говорить с ним было решительно не о чем. Ребята простились с ними тоже. Когда они уже были в коридоре, мать Мирека вдруг вспомнила, что собиралась купить лимонада. Схватив полотняную сумку, она выскочила из палаты, отец — за ней.