Арне Гарборг - Мир

Ларс возражал горячо и убедительно. Он был призван Святым Духом, пускай он не учитель по профессии; многие учили и проповедовали, хотя у них не было на то королевской грамоты [48] Зд. — официальной грамоты, выдаваемой священникам, получившим соответствующее образование. … Но Энок не сдавался:

— «Существующие же власти от Бога установлены!» [49] К Римлянам 13:1. И мы не вправе нарушать Его постановление, пусть нам кажется, что у нас есть на то «призвание»; такое «призвание» — не от Бога; оно может происходить от плотских побуждений.

Они расстались, моля Господа вразумить их обоих, и Ларс, уходя, пылал от гнева.

…Лишь когда Энок был в отъезде, его домочадцы могли пожить нормально и по-человечески.

Однажды он уехал в Осе в комиссию помощи бедным; и женщины тотчас затеяли стирку, и Гуннар отправился в погреб перебирать картошку, и в доме словно воцарился праздник. На стол подали вкусную еду, дом огласился весёлой болтовнёй и смехом; а Гуннар, наскоро перебрав половину картофелин, уселся за свою повозку, к которой он не притрагивался с тех пор, как отец стал таким странным.

Погода выдалась сырой и промозглой; снег падал мокрыми, тяжёлыми хлопьями, воздух был влажный и неприятный. Хорошо было б выпить чашечку кофе; у Анны оставалось немного из старых запасов, и она решила их использовать. Ведь Энок вернётся домой не раньше вечера. И служанка привыкла пить кофе после стирки. Тотчас по дому разнёсся свежий, приятный кофейный аромат, и женщины были так рады и довольны, что светились от счастья.

Но едва кофе сварился, случилось непредвиденное: вернулся Энок.

Анна услышала его шаги в коридоре и вздрогнула так, что ей стало плохо. Скорей кофейник с огня и под лавку; сердце бешено колотилось, глаза горели… тут отворилась дверь, и там стоял Энок.

Просто стоял там.

Жуткий страх охватил Анну при виде его; она не сделала ничего дурного, и всё-таки чувствовала себя беззащитным ягнёнком; спиной почуяла она его пристальный взгляд. И всё перед ней потемнело и замерло, словно перед бурей.

— Вот как ты слушаешься своего мужа… как и Господа Бога, — медленно и холодно проговорил Энок.

Тяжёлая ярость вскипела в ней, и она нашла, что ему ответить:

— Но ведь я не должна была выбрасывать кофе? — Анна стояла к нему спиной, держась за скамейку.

— Ты, не должна превращать своё сердце в разбойничий притон, Анна. Ты хорошо знала, что это мне не понравится. И потому решила схитрить, пока меня не было дома. Но есть Тот, кто видит всё; и Он постановил, что ты должна слушаться меня. Отныне тебе урок на будущее. Никаких посиделок с кофе не будет в моём доме; и если ты не выльешь это дьявольское пойло, я сам сделаю это!

Он подошёл ближе.

— Вылить… то, что нам даровано Господом! — Анна сползла на пол. Она не помнила, чтобы так дико кричала. Глаза, устремлённые на Энока, были такими страшными, что тот забеспокоился.

— Если б это был бренневин! — кричала Анна. — Но мне всегда становилось легче от глотка кофе, особенно когда я ждала от тебя детей!.. а теперь, если так пойдёт и дальше, я могу… выкинуть… — Она залилась слезами.

— Если ты больна, ты должна молить Господа о помощи; это Он карает тебя за твои грехи.

— Я думаю, нам не грех пользоваться тем, что Он даровал нам, — всхлипнула Анна.

— В Писании сказано: «Признавайтесь друг пред другом в проступках и молитесь друг за друга, чтоб исцелиться» [50] Иакова 5:16. .

Но теперь Энок должен был получить своё; Анна так разгорячилась, что ей было всё едино.

— Я знаю, что и моё слово в этом доме должно что-то значить! Я ведь пришла сюда не в чём мать родила. Но… — испугавшись своей решимости, она поспешила отступить. — Если твоя душа жаждет обрести мир, то… верь во что угодно, ты знаешь, я — всего лишь несчастная женщина… и мне нечем… защитить себя… — она рыдала. — И если… ты не позволишь мне… слишком многого…

— Этот кофе, должно быть, создан Дьяволом, ибо он так отраден для плоти и крови. Тем охотнее ты должна пожертвовать им, — так же, как я — табаком.

Энок подошёл, взял кофейник и отправился к выходу.

— Я ни капельки не шучу! — завопила Анна в ужасе. — Ты наверняка доживёшь до того, что в один прекрасный день превратишься в жалкого бедняка и будешь молиться Богу, чтобы он послал тебе чашечку кофе!

— Всё в руках Божьих, — сказал Энок неуверенно.

Он вышел и вылил кофе в помойную яму.

Когда он вернулся, Анна была в постели. Энок догадывался, в чём дело: она просто хотела, на свой бабский манер, припугнуть его; но он человек бывалый, этим его не проведёшь. Оправившись от смущения, он спросил:

— А где Гуннар?

— Я думаю, ты сегодня отправил его в погреб, — вздохнула Анна.

В тот же миг Гуннар зашевелился в своём закутке, и Энок услышал его. Бедняга не смел шелохнуться всё время, пока отец был рядом; теперь он попался. Анна натянула подушку на ухо, не в силах слышать, что будет дальше.

Но когда Энок в кухне принялся пороть сына розгами, Гуннар закричал так жалобно, что ни подушка, ни одеяло не могли заглушить крика. Анна похолодела, её затрясло от ужаса; она доползла до шкафчика над кроватью и выпила гофманских капель [51] Смесь эфира и спирта, разработанная немецким профессором Фридрихом Гофманом (1660–1742), использовалась в качестве успокоительного и снотворного. . А когда Энок вернулся, она сказала ему такое, отчего ей полегчало:

— Ты должен позвать Марту; может быть, мне понадобится повитуха…

И слава Богу: она видела, что это подействовало на Энока.

А Гуннар лежал в тёмном погребе, злился на отца и плакал.

Никогда ему не удастся доделать свою повозку! Но всё-таки ему мог представиться случай. Ведь можно работать по воскресеньям.

Раз в две недели в воскресенье Энок ходил на проповедь в церковь в Осе, и тогда Гуннар был сам себе хозяин. Разве что эти проклятые уроки… но Гуннар мог сделать их в субботу вечером.

Однако когда подошло время следующей проповеди, Энок заявил, что он больше не пойдёт в церковь.

Он не питал никакого уважения к пасторскому сословию; но не в этом дело. Энок знал, что Слово Божье не умаляется оттого, что его произносят уста человека. Но Господь пожелал, чтобы он был священником в своём доме. Энок не мог брать всю семью с собой в церковь; а стоит ему уйти из дома, как возникает опасение, что его домочадцы не столь усердно служат Богу; потому он решил утвердиться хозяином в своём доме, дабы никто из его близких не ощущал недостатка в духовной пище.

Гуннар выл от злости, глотая слёзы. Отец выпорол его так, что он едва не задохнулся. Последняя надежда угасла. И воскресенье стало для него чёрным днём.

Но Энок был на седьмом небе от счастья.

С упоением читал он Писание с утра до поздней ночи: Слово Божье было его отрадой. Господь водил его по райским зеленеющим пастбищам, поил из чистейших родников; и Энок резвился, как жеребёнок на лугу, как дитя, нежился на солнышке.